— Пошло дело на лад, и сам тому не рад, — не удержался, вставил Бунин.
— Господа, господа! Прошлого не вернешь. Надо приспосабливаться к обстоятельствам. Предлагаю тост за Учредительное собрание! Ждать осталость всего до завтра.
— И так все ясно! — уверенно сказал Москвин. — Большинство населения России отдали голоса за партию эсеров…
— Так что править Россией будет партия, провозгласившая своей политикой террор! — воскликнул Коненков.
— Все они, «идейные борцы», террористы! — буркнул Иван Алексеевич.
Станиславский требовательно повторил:
— Господа, я уже предложил выпить за Учредительное собрание!
— Чудный вечер! — искренне сказал Бунин. — Жалею, что Вера Николаевна не совсем здорова, не сумела прийти. Счастья вам, Константин Сергеевич.
— Спасибо! Но времена грядут страшные. Послезавтра, перед спектаклем, даже собираем труппу. Тема собрания, — грустно усмехнулся Станиславский, — «О переустройстве театрального дела в связи с тяжелой и ненормальной жизнью». До чего дожили!
Гости потянулись к выходу.
Старый Василий, шаркая по паркету, поднес Бунину пальто.
— Почему мне, дорогой Фирс? — наклонился к лицу Василия Бунин.
— Ты, золото, человек необычный! — важно и громко ответил слуга, но от чаевых не отказался: — Внучка у меня на руках, Ален- ка. Сирота. Вот и выправляю ее.
6
Шмелев вызвался отвезти Бунина на Поварскую:
— Мои кони — звери!
Путь ближний, дорога наезжена. Кони, под рукой опытного кучера, неслись птицей. И все же седоки успели немного поговорить.
— Станиславский прав, — сказал Бунин. — Всех нас ждет нечто ужасное. Сердце мое чует. А кругом — поразительное: почти все до идиотизма жизнерадостны. Кого ни встретишь, сияют благодушием, улыбаются. С ума, что ли, посходили?
— Завтра поворотный день, — медленно произнес Шмелев. — Может судьбу на десятилетия определить. Куда весы качнут.
Прощаясь, сказал:
— А вы, Иван Алексеевич, мой должник.
— ?
— Я у вас дома раз пять гостевал, а вы у меня ни разу не были. Приезжайте завтра, покажу старинные рукописные книги. Попьем чайку, посудачим. Я живу на Малой Полянке, угловой дом с Петровским переулком — номер семь.
— Я вам перед выездом протелефонирую. Какой ваш абонент?
— 464-81, он есть в справочной книге. Я за вами лошадей пришлю.
— Не беспокойтесь, сам доеду.
Они пожали руки.
Впервые за последние дни пошел снег. Крупные снежинки медленно падали в безветренном воздухе. Кругом царила глубокая тишина. На первом этаже зеленовато светились окна: Вера Николаевна ждала мужа.
Шмелев вдруг произнес, словно высказал заветное:
— Революция взбаламутила государство, поднялась со дна всякая нечисть. По вкусу им пришелся лозунг: «Грабь награбленное». Все лодыри остервенело ненавидят талантливых и предприимчивых. Эта голытьба согласна стать еще беднее, лишь бы не было богатых. Пусть все станут нищими — вот это им по вкусу!
Бунин вздохнул:
— Да-с! Это мне анекдот напомнило, который однажды рассказал Аверченко. Вытащил старик золотую рыбку, а та взмолилась:
— Отпусти меня, старче! Я сделаю все, что ты захочешь. Но только помни: твоему соседу будет в два раза больше.
Старик тут же наказал:
— Сделай так, чтоб у меня глаз вытек!
Собеседники немного развеселились.
Где-то часы пробили полночь.
Для России начался новый, роковой день.
УБИЙСТВО НА БОЛОТНОМ РЫНКЕ
1
Утром Бунин проснулся рано. Состояние духа — это как ртуть к термометре. Упав до самой низкой отметки, она ниже падать не может. Может только повышаться. Вот и сегодня, воспрянув от ложа, он почувствовал если не душевный подъем, то все же какое-то умиротворение.
Ополоснулся, за неимением другой, ледяной водой, долго растирал свое красивое тело махровым полотенцем. Особенно изящны, как с классической скульптуры, были руки и плечи.
Когда жена принесла ему с кухни завтрак, то Бунин, уже успевший раскрыть том Толстого, воскликнул:
— Ты послушай, что он пишет: «Бог дал мне все, чего может желать человек: богатство, имя, ум, благородные стремления. Я хотел наслаждаться и затоптал в грязь все, что было во мне хорошего». Это «Маркер».
До чего все это приложимо к нашему положению! Бог дал России бесконечные земные просторы, богатые недра, талантливый народ… И вот ныне все затоптано в грязь!
— Это поправится, Ян. Вот сегодня Учредительное…
Бунин взорвался:
— Да что вам всем это собрание! Я, конечно, понимаю, что прикованный к тачке каторжник ежедневно лелеет в душе надежду на помилование. Большевики приковали к тачке всю Россию, всех сделали нас каторжниками…