Но кто знает, может, квартиру за это время ограбили? Пудель тщательно обследовал кухню и обе комнаты. Его блестящая эмалированная миска для еды была на месте, цветастая подстилка тоже, и диван, и телевизор, и кресла, и фикус… Все вещи, как и положено, стояли на своих местах. И, что самое главное, — в доме не было чужого запаха, если не считать еще державшегося у кухонной двери слабого духа его похитителя.
Пудель улегся под столом и с тревогой стал ждать возвращения хозяев. Все-таки они поймут, не сомневался он, поймут по каким-то особым приметам, которых ему никогда не постичь. Возможно, они уже заходили домой?..
Вернулась хозяйка. Пудель подскочил к ней и принялся лизать руки.
— Фу! — воскликнула хозяйка, отгоняя его.
Она все знает и сердится, заподозрил пудель и робко помахал хвостом. Но хозяйка дала ему птичью кость. Она ничего не знала и ничего не заметила, даже того, что невинный и всегда чуть рассеянный взгляд ее любимца стал тревожным, а глаза беспокойно бегают по сторонам.
Ночью пуделю мерещилось всякое: бесконечная узкоколейка среди облезлых заборов и старых покосившихся домов; грязь, жухлая трава и пробивающиеся зеленые стебельки; портовые краны и маслянистое плещущееся море; потом протяжно завыла сирена и черные стоптанные полуботинки, подняв облако пыли, прошлепали мимо него; затем откуда-то появилась свора похотливых бродячих собак, и ему пришлось обороняться, он отчаянно задрыгал передними и задними лапами и проснулся.
Он лежал на своей цветастой подстилке, ясное утро заглядывало в окно, и пудель решил, что все происшедшее с ним было лишь скверным видением, дурным сном. А если это и случилось наяву, то ведь все кончилось благополучно, так что невозможно сказать, что это за история — плохая или хорошая, кошмар или же волнующее, дурманящее приключение. Весь день он продремал на своей подстилке, снова и снова переживая вчерашние впечатления, и обнаружил, что время пробежало быстрее, чем во все предыдущие дни вместе взятые, и даже быстрее, чем в те дни, когда еще был жив кот.
Через день на лестнице опять послышались шаги. Те же самые шаги. Пудель вскочил и в тревоге закружил по квартире. Это был не сон. Незнакомец уже ковырялся в замке.
Мужчина стоял на пороге. Пудель замер, глядя на него. Мужчина стоял, все в том же пальто, опустив руки, волосы у него были встрепаны; голову он держал немного набок и смущенно улыбался. В кухонное окно светило солнце, и во рту мужчины, справа, ослепляюще сверкал стальной зуб.
— Ну, мой тайный пудель, — хрипло произнес мужчина.
Пудель вильнул хвостом и, как и мужчина, осклабился. Эти негромкие хрипловатые слова были ему куда больше по душе, чем недавнее «бобик».
— Ну, пошли прогуляемся!
Мужчина надел на пуделя поводок и вытащил его за дверь. Пудель о б я з а н был хоть немного посопротивляться, и хотя в нем неожиданно пробудилась какая-то симпатия к мужчине, он не смел полностью утратить бдительность. Ибо кто знает. На всякий случай он слегка поупирался и тихо, чтобы не услышал кто-нибудь из соседей, случайно оказавшихся дома, зарычал; он сделал это главным образом для того, чтобы усыпить в себе чувство долга. Да и что ему еще оставалось? Не пристало же кусать знакомого и тем более лаять на него. К тому же мужчина запер, как положено, дверь.
Что произойдет сегодня, вернется ли он домой? — размышлял пудель, охваченный легким волнением. Но небо было такое голубое и воздух такой чистый, свежий, что все тревоги казались пустыми.
Они шли по парку. Оглушительно, как тысяча маленьких трамваев на повороте, свистели зяблики и синицы. Мужчина отпустил поводок, и теперь пудель мог прыгать и валяться на зеленой траве, что всегда очень не нравилось его хозяину. Затем они добрались до моря. Пудель гулял здесь и раньше, но никогда прежде не видел он столько синевы, сходящейся сверху и снизу, казалось, его поместили в бездонную голубую миску. На песчаном краю миски, на камнях, сидели большие белые птицы. Пудель с лаем устремился к ним, птицы взмыли в воздух и злобно закричали. Пудель совсем потерял голову, птицы волновали его куда сильнее, чем кот. Он заливался лаем и прыгал среди птиц, горя желанием рвать, кусать, трепать… Мужчина, стоя поодаль, смеялся. Пудель не замечал ничего, кроме чаек, и все-таки смех мужчины дошел до него, внутри у пуделя все задрожало, будто там зазвенели кофейные чашки.
— Бобик-Бобик-Бо-обик, — дразнил его мужчина.
Пудель подлетел к мужчине и, не помня себя от возбуждения, зарычал, запрыгал.