Суета, конечно, приступ тщеславия. Но притормаживал у каждого рекламного щита, а на фасаде областного театра с радостным чувством зафиксировал глазами красную ленту с аршинными белыми буквами: «ЯРОСЛАВ ПЕТРУНЯ. «ЗЕМНЫЕ РАДОСТИ». Бермут предлагал организовать торжественную встречу драматурга на ступенях театра, с хлебом-солью, как увертюру к вечерним торжествам, он скромно отказался, а смотрелось бы неплохо, большая, всегда людная площадь — и коротенькое представление, интермедия на гранитном постаменте. А там — весь город. Только вот портрет на афише неудачный: кривая, хитроватая ухмылка, ростовщик, перекупщик какой-то, а не писатель. Виноват фотограф — лицо Ярослава Петруни может быть умным, значительным, хорошо смотрится в президиумах, жаль — редко приглашают. А может, фотограф — гений и схватил его истинную сущность? Жизнь человеческая — спектакль. Ему выпало играть роль писателя. Могла быть и менее интересная роль. Если идея древних о переселении душ не столь фантастична, как кажется нам в рациональном двадцатом веке, то после смерти мы элементарно меняемся ролями, смерть — лишь переодевание за кулисами театра. В этой жизни я играю роль Принца, в следующей, возможно, достанется роль Золушки, которая мечтает стать принцессой. А если бы не мечтала, то никогда бы не стала ею. Бермут в рецензиях на спектакль, которые за него надо переписать, чтоб звучало по-человечески, нацарапал, что «Земные радости» — первая пьеса Ярослава Петруни. Но первую пьесу он написал еще во Мрине. Уже и позабыл, как называлась. Но в интервью с местными корреспондентами можно вспомнить, где и как начинался драматург Ярослав Петруня. Подсказать Бермуту, чтобы организовал интервью. В конце концов, что здесь плохого — иметь собственного литературного агента, пусть даже такого, как Бермут, это наш провинциализм в нас откликается. Так вот, он написал первую пьесу еще во Мрине, в том самом жалком редакционном кабинете со столбом посредине, поддерживающим потолок, в окна заглядывала сирень, Ярослав ночами кружил вокруг столба и вслух читал диалоги, каждая фраза звучала как музыка, какое банальное сравнение для ныне известного, талантливого и т. д. Понес пьесу режиссеру местного театра, тогда еще театр был в старом помещении, новое только строилось. Режиссер взял рукопись и попросил зайти через неделю. Через неделю Ярослав снова сидел в приемной режиссера и безудержно фантазировал: вот пьесу с огромным, неслыханным успехом ставят во Мрине, аншлаги в других городах, от режиссеров нет отбоя, спектакли с колоссальным успехом идут по всей Украине, по всему Союзу, гонорары, гонорары, гонорары, на все эти гонорары он построит асфальтовую дорогу из Мрина до Пакуля, чтобы машины не тонули в грязи, благодарные земляки… Режиссер — до сего времени в памяти черная борода с бакенбардами, словно траурная рамка вокруг лица, и дымчатые очки — не оставил от пьесы живого места. А в редакции сплетничали, что Петруня за свою бездарную пьесу требовал от театра пятнадцать тысяч. За его спиной хихикали, газетчики, особенно в провинции, недолюбливают коллег, которые лезут в писатели.
Пускай теперь посмеются…
Разве нельзя знать о себе все, все понимать, а жить как и жил?
Без всяких иллюзий на свой счет.
В наш двадцатый век…
5
С этим и подрулил к гостинице.
На крыльце торчал Бермут. Увидев Ярослава, поспешно спрятал в футляр окурок сигары и с неожиданным для его массивного тела проворством засеменил к машине. Ярослав не спешил выходить, выключил зажигание, положил в карман сигареты — пока Бермут открывал ему дверцы. Торжественный выход триумфатора. Бермут шел следом с саквояжем Ярослава.
— Докладываю, Ярослав Дмитрович, по-военному коротко, потому что времени у нас почти нет. Я все глаза проглядел, вас ожидаючи, и незапланированную сигару выкурил почти полностью от сильного волнения. Стоимость ее, с вашего позволения, приплюсую к нашим общим расходам, сигары нынче дорогие, на пенсию не напокупаешься. Сегодня наш день расписан по минутам. Через полчаса — встреча в родной школе. Обсуждение творчества мастера слова в классе, где вы учились в свое время. Нас уже ждут. Потом — обед с руководством театра, столик на шестерых я уже заказал, и все самое лучшее, что нашлось в запасниках ресторана, скупиться здесь не приходится. После обеда — выезд на пакульские поля, дорогами детства и юности, так сказать, с фотокорреспондентами и телекорреспондентом, снимается сюжет на тему: трудовая жизнь вдохновляет известного писателя на творческие свершения. Короче: писатель приглашает своих земляков на премьеру спектакля. Писатель и его читатели-труженики. Возможно, свекловоды. Или животноводы. Я попробую договориться с еженедельником о фотоочерке. «Ярослав Петруня. Думы про урожай», например. Возможны варианты. В еженедельнике еще работает один из тех, кому я когда-то в издательстве давал зеленую улицу, хоть его писанина и тогда уже никуда не годилась. Но люди умеют забывать добро. Впрочем, кто не стучит, тому не отворяют. Будем бороться. Если Бермут за что-либо берется, он свои планы реализует наилучшим образом. Ну а затем — спектакль. Обсуждение спектакля. Банкет для актеров. В буфете обо всем договорено и за все заплачено в соответствии с вашими указаниями. Прошу ваш паспорт, номер-люкс исключительно для высоких гостей; учтите, что и номер этот стоил мне немалых усилий, Бермут даром хлеб не ест. Вот, будьте любезны, ключик…