— Господа, в решительно протестую против подобных речей! — воскликнул окончательно выведенный из терпения президент. — Они, быть может, были бы уместны где-либо в светском салоне, но здесь… здесь, дорогой коллега, мы в Академии наук… понимаете ли, на-ук!
Другие «бессмертные» тоже дали волю своему негодованию. Послышались совсем не академические возгласы:
— Это Бог знает что такое!
— Только работать мешает!
— Придумал удобный способ сообщения с Марсом!
— В желудке зоотавра!
— Этак мы все, пожалуй, будем на Марсе!
В эту минуту лакей почтительно подал президенту телеграмму.
Марсель Дювернуа быстро пробежал ее глазами и заметно побледнел.
— Что с вами, cher maitre?[3] — бросились к нему коллеги.
— Сообщают, что прошлой ночью Марсель, Бордо и целый ряд других прибрежных городов были почти вконец разрушены налетом целой армии зоотавров. Добрая половина населения погибла. Уцелевшие остались без крова и пищи. Этой ночью мы, наверное, будем иметь их у себя.
И, бросив злой взгляд в сторону Оскара Сераделя, он с кривой усмешкой прибавил:
— Вот, дорогой коллега, прекрасный случай приручить их и… прокатиться на Марс…
VII
Зоотавры мало-помалу наводнили всю землю. Не было на земном шаре уголка, который не пострадал бы от их налета. В Париж то и дело приходили скорбные вести о произведенных ими опустошениях.
Япония, которая в первые дни была как бы пощажена ими, очень скоро подверглась такому жестокому набегу со стороны крылатых чудовищ, что большинство городов и деревень, особенно на острове Ниппоне, превращены были в груду развалин, точно после чудовищного землетрясения. Микадо с семьей погибли под развалинами Токийского дворца; вместе с ними погибли тысячи самураев, которые поклялись защищать императора до последней капли крови. В последовавшие затем дни национального траура больше десяти тысяч японцев сделали себе харакири. Это был вопиющий к небу протест против посланного людям тяжкого испытания.
Из Китая сведения доходили очень туго, да и то только из крупных центров. Там опустошения были еще ужаснее. Население, охваченное мистическим ужасом, бежало куда глаза глядят, разнося по стране, и без того измученной бесконечными гражданскими войнами, эпидемии, которые косили обильную жатву. В провинции Си-хун-чан образовалась секта поклонников зоотавра, который был провозглашен богом, сошедшим с неба для того, чтобы утвердить на земле царство Божие. Число последователей этого нового учения росло с каждым днем; оно перебрасывалось в другие провинции, распространялось по всей стране, находило многочисленных адептов в самом Пекине, и многие ученейшие и знатнейшие мандарины становились его жрецами и проповедниками. Статуи Конфуция, Будды и других старых богов разбивались вдребезги. Фанатичные толпы с благоговейным трепетом ждали по вечерам появления зоотавров; завидев падающий сверху сноп ослепительно яркого света, люди в религиозном исступлении бросались на землю, склоняли, точно под топором палача, головы и ждали, как высшего счастья, чтоб чудовище налетело на них и унесло их на небо.
Ученье это очень быстро перебросилось и на Индостан. В народе шли слухи, что какой-то факир, именем Рабапутра, 777 дней просидевший неподвижно на одном месте, давно уже предсказал сошествие новых богов на землю. И в ту ночь, когда в небе появился первый зоотавр, Рабапутра вдруг отделился от земли и поднялся в снопе света, отбрасываемого зоотавром, ему навстречу.
Тысячи людей видели это собственными глазами, и тысячи тысяч людей стали поклоняться новому богу. В посте и молитве, с утра до ночи подвергая себя кровавым истязаниям, они ждали как великой милости, чтобы грозное крылатое божество унесло их в своих, похожих на изогнутые дамасские клинки, когтях. Увы! Скоро они совсем почти перестали удостаиваться этой милости: изнуренное долголетним хроническим голодом население Индостана представляло для зоотавров далеко не лакомую добычу. Большинство похищенных ими в первые дни индусов были сброшены обратно на землю, а в скором времени налеты зоотавров почти совершенно прекратились.
Роковые последствия имел налет зоотавров и в Турции. С первых же дней мастерские, конторы и магазины опустели. Рабочие и служащие тысячами бросали работу. Вся жизнь была парализована, и наступил голод. Люди умирали на улицах, на ступенях и во дворах мечетей. В довершение ужасов, большинство городов подверглось нападению многочисленных стай голодных собак. В Константинополе они скоро стали полными хозяевами города. Ни у кого не было ни сил, ни охоты бороться с ними, и они смелели с каждым днем, врывались в дома, нападали на людей. Сначала они пожирали только валявшиеся на улицах трупы, но скоро взялись и за живых. Спокойно, не торопясь, не боясь сопротивления, они загрызали валявшихся у входа в мечети больных, а потом садились в сторонке и облизывались. По ночам они иногда поднимали протяжный вой, который слышен был на многие километры вокруг.