К этому знаменательному дню было приурочено торжественное открытие в целом ряде городов памятников Жану Грандидье. Оно должно было состояться во всех пунктах земного шара одновременно, по радио из Парижа.
Над сооружением памятников работала целая армия лучших скульптуров. Каждая страна, каждый город стремились превзойти все другие. Это было мировое соревнование. Газеты обоих полушарий страстно обсуждали вопрос, какой из памятников окажется достойнее «спасителя человечества». В Америке и Англии заключались многомиллионные пари. Нью-йоркский «World» выражал уверенность, что рекорд будет побит его родным городом и изо дня в день в восторженных выражениях описывал воздвигаемую на берегу Гудзонова залива гигантскую гранитную скалу с возвышающейся на ней, отлитой из чистого золота, фигурой Грандидье. «Наша пресловутая статуя Свободы, — писала газета, — кажется жалкой детской игрушкой по сравнению с этим грандиозным монументом».
Англичане не хотели отстать от американцев и воздвигли на Трафальгарской площади в Лондоне огромную, в 90 метров высоты, колонну из каррарского мрамора, на которой возвышалась серебряная статуя Грандидье; ночью она испускала такой яркий свет, что не только освещала весь город, но могла служить маяком для пароходов в Ла-Манше.
Берлинский памятник тоже поражал своими колоссальными размерами, и в этом отношении немцы успешно конкурировали с американцами. На гигантском, украшенном символическими фигурами бронзовом цоколе, который занимал значительную часть площади перед рейхстагом, возвышалась не менее гигантская фигура Грандидье, в туловище которого был устроен небольшой музей, относящийся к истории борьбы с зоотаврами.
Газеты всего мира были переполнены детальными описаниями воздвигаемых на их родине памятников; одна только французская печать хранила интриговавшее всех молчание: комитет по сооружению памятника в Париже настоял, чтобы газеты до поры до времени ничего не писали о ходе работ.
В знаменательный день 2 мая, около полудня, на площади Согласия, на которой воздвигнут был памятник, — так как именно над ней поражен был первый зоотавр, — скопление народа было так велико, что, казалось, тут собрался весь Париж.
Окна, балконы, даже крыши окружающих площадь домов были сплошь усеяны любопытными.
Ровно в 12 часов с Венсеннского форта прогремел сигнальный пушечный выстрел. С реставрированной Эйфелевой башни пущен был во все концы мира радио об открытии памятников.
В ту же минуту полотна, скрывавшие памятник, упали, и площадь Согласия огласилась восторженными аплодисментами и криками «ура», которые гулко перекатывались по соседним улицам и в течение некоторого времени совершенно заглушали десятки одновременно заигравших оркестров.
Памятник изображал огромного, отлитого из бронзы зоотавра, которого попирала ногами бронзовая же фигура Жана Грандидье со светочем науки в руке. Под зоотавром находился гигантский барельеф, на котором чрезвычайно точно изображен был разрушенный Париж с мятущимися, охваченными паникой толпами народа; но над этой картиной смерти и отчаяния уже вставало животворящее, неумирающее солнце надежды. На цоколе памятника, золотыми буквами по черному фону, красовалась надпись: «Величайшему из победителей Жану Грандидье».
Еще несколько минут спустя, по радио из Парижа, тысячи оркестров, в тысячах пунктах земного шара, заиграли торжественный гимн во славу человеческого гения.
М. Фоменко. КАТАСТРОФА БЕЗ ГЕРОЕВ
До конца ХХ века о фантастике русской эмиграции можно было смело говорить как о terra incognita. На сегодняшний день к читателю уже вернулось немало фантастических произведений, созданных в эмиграции — и хотя многое еще предстоит сделать, контуры неведомого материка проступают все яснее. Возвращение продолжается, и сегодня настал черед одного из самых примечательных научно-фантастических романов эмиграции — «Катастрофы» Н. Тасина.
Стоит сказать, что «Катастрофе», впервые изданной в Берлине в 1922 г., повезло больше других. Повезло, конечно, очень относительно: о переиздании романа в СССР и помыслить было невозможно, а в «перестроечные» и «постперестроечные» годы было не до Тасина. И все же любители фантастики могли узнать о романе еще в 1966 году — из опубликованной в третьем выпуске сборника «Фантастика, 1966» статьи Р. Нудельмана «Фантастика, рожденная революцией», воскресившей множество забытых имен. Роману Тасина здесь было уделено лишь несколько строк, однако критик довольно точно отметил некоторые особенности книги: