Растворилась без следа.
Поначалу, Мама и Папа сказали, что я, должно быть, где-нибудь оставила его. У Сейди дома. В прачечной. Под кроватью. Я опровергла все их домыслы. Потому что я знала правду. Миссис Пух пропала… Миссис Пух украли. Хаос обернулся столпотворением, когда Папа заметил странные следы из слюнявого хлопка, ведущие по коридору и вниз по ступеням в гостиную, прямо к лежанке Хамлофа.
Да. Это была правда. Собака слопала моего кролика. Он съел его розовый носик, который я целовала тысячу раз. Он съел его мягкие розовые ушки. Он даже съел его красивые голубые глаза. (Один пару дней спустя все же вышел наружу, но уже не такой голубой и не такой сияющий.)
— Все, — прошептала я. — Я помню все.
Я вспомнила Миссис Пух. Вспомнила, как Хамлоф лежал с оттопыренным животом, в котором наверняка был кролик. Я вспомнила, как разозлилась как никогда за всю свою юную, короткую жизнь; меня не пронял даже полный раскаяния взгляд милых щенячьих глаз, когда пес увидел, что я плачу. А потом, я почему-то вспомнила, как Мама качала меня на руках в ту ночь и рассказывала, что Хамлоф еще щенок. И что он не нарочно. Я вспомнила запах ее волос и тепло ее махрового халата. Я вспомнила, как от ее особой маминой заботы я почувствовала себя лучше, и что никому на земле такое больше не под силу.
Но это было не больше, чем воспоминание. Причем тоскливое. Неожиданное, всепоглощающее чувство. По тому, как она держала меня на руках, когда я была маленькой, и мы вдвоем в глупых пижамах воскресными утрами. Это печалило нас обеих, поскольку мы были лучшими подружками, но постепенно стали отдалятся друг от друга из-за злости и обид, и никто из нас не пытался удержать все на плаву… в конце концов, дети вырастают. То были чувства, которые я бережно схоронила в капсуле времени, закрыла в надежном, секретном месте, где их никто не найдет. А это место, каким-то образом, со временем забылось. Я скучала по моей семье. Я скучала по маме.
Я открыла глаза, опухшие от слез и посмотрела на Патрика.
— Ангел? — произнес он.
— Я хочу домой.
— Хочешь поговорить почему?
Я помотала головой. Потянулась и поднялась на ноги. В груди возникло ощущение тяжести, словно мне налили туда бетон, пока я спала. Но помимо этого возникло кое-что еще. План, который походил на руководство к активным действиям.
Но сперва, домой.
— Итак. — Он говорил воодушевлённо, словно пытался поднять настроение. — Я тут подумал, что хотел бы показать тебе нереально крутое местечко здесь неподалеку…
— Я хочу домой, — снова сказала я. — Сейчас же.
Он одарил меня веселым взглядом.
— Мы этим утром немного властные, да?
— Называй, как хочешь.
Он почесал затылок.
— Дело в том, что…
— Что? — спросила я. — В чем дело?
— С этим может возникнуть небольшая проблемка, — сказал он.
— С чего бы это?
Патрик вздохнул и сунул руки в карманы.
— Послушай, Сладкая. Знаю, тебе это не понравится, но сейчас все по-другому. Ты не можешь пойти туда, куда тебе вздумается…
— Кто такое сказал?
— Серьезно?
Я бросила на него взгляд.
— Похоже, что я шучу?
— Черт, — пробормотал он. — Кто-то встал не с той полосы дороги сегодня.
— Взмой нас, или как там это делается. — Я протянула ему руку. — Я готова.
Он скрестил руки на груди.
— Позволь мне напомнить, что я не твой личный шофер.
— Забавно, — ответила я. — Потому что именно так я и думаю.
— Ты не та, за кого себя выдаешь, — пробормотал Патрик, хватая меня за руку.
Я ощутила, как сквозь меня прошел электрический разряд.
— Ауч! — взвизгнула я, отдергивая руку. — Боже! Ты долбанул меня током?!
— Оуу, — произнес Патрик. — Между нами пробежала искра. Я балдею.
Я потерла руку, проворчав:
— Никто уже не говорит «балдею», придурок.
— Послушай, — сказал он. — Не казни гонца за вести. У тебя есть полное право злиться, но не забывай.
— Не забывать что? — огрызнулась я.
Он сильно пнул камень, и тот перелетел аж через дорогу.
— Не забывай, что я — это все что у тебя есть на данный момент, ладно?
Его слова жалили, и я не сдержала удивления от увиденного только что. Каким-то образом, Патрику удался этот маневр. Ногой. Он смог контактировать с предметом из Реального Мира. Не смотря на то, что сам он к нему больше не принадлежал. Я была совершенно ошеломлена.