Потому что любовь стоит всего на свете.
— Мое сердце принадлежит тебе, — прошептала я. — Оно всегда принадлежало тебе.
— Подожди, — произнес он, касаясь моей ладони. — Ангел, нет!
Ослепительная молния ударила прямо в золотой кулон, пропуская через нас биллион вольт электричества. Я ощутила, как меня вырвало из объятий Патрика и я падаю вниз, сквозь пространство и время, звезды и небо и все, что между ними. Я падала до тех пор, пока не позабыла, что падаю. А потом весь Сан Франциско…., небеса и ад взорвались облаком света.
Глава 44
Где-то над радугой
Я села, хватая воздух ртом. Но единственный звук, что был слышен мне, это тихое жужжание потолочного вентилятора и маленькой золотой цепочки, которые нашли единый совершенный ритм.
Стук, вжик, стук, вжик, стук, вжик.
Я упала обратно на подушки, измученная, но все же довольная, что я в безопасности и тепле своей уютной кровати, на одеяле из гусиного пуха. Желудок заурчал, и я учуяла запах чего-то неимоверно вкусного внизу.
Ммм, Лучшая в Мире Лазанья.
Я спросонья потерла глаза, зевнула и заметила мягкое вечернее сияние сквозь белые занавески. Никакого шторма. Никакого дождя. Никаких грома и молний на острове, охваченном огнем. Лишь чистые хлопковые простыни и удобная подушка. Все шелковисто-мягкое и нежное.
Мои простыни. Моя кровать. Моя чудесная, восхитительная кроватка.
Эм, держи себя в руках.
Я мгновенно села, мысли пронеслись в голове со скоростью света. Все чувства обострились, и пульс подскочил до небес, а сердце забилось тысячу ударов в секунду и я…
Погодите-ка.
Я прижала ладонь к груди. Вот оно. Бьющееся сердце. Последовательные, чрезвычайно решительные резонирующие удары.
— БО. ЖЕ. МОЙ.
У меня билось сердце. У меня БЫЛО сердце. И оно БИЛОСЬ.
Прежде, чем я начала понимать что происходит, в коридоре раздался знакомый голос.
— Бри? Милая? Можешь разгрузить посудомоечную машину перед уходом, пожалуйста?
Я замерла.
Мама?
Я подскочила с кровати, по-прежнему одетая в сарафан. Распахнула дверь спальни и бросилась на ее голос. Все пахло и выглядело по-прежнему. Шарканье тапочек по колючему ковролину. Теплое сияние антикварной лампы, что бабушка с дедушкой подарили нам несколько лет назад. Разнокалиберные фоторамки на стене в коридоре. Джек на свое шестилетие, мне двенадцать. Мама и Папа во время медового месяца. Хамлоф совсем еще щенок. Те же скрипучие половицы, те же пушистые полотенца в ванной.
Все было на своих местах.
Я бросилась вниз по ступеням, как обычно перепрыгивая через две последние. На обеденном столе лилейники в отвратительной зеленой вазе, что я сделала в седьмом классе для мамы. Солнечные очки отца на столике у входной двери. Запах сирени и стирального порошка «Тайд»…лучшие во всем мире… окутали меня с ног до головы. Из колонок доносился голос Пола Саймона.
Сердца и Кости.
Мамина любимая.
Я услышала, как в кухонную дверь скребется Хамлоф, а вот он уже бежит ко мне через гостиную. Внезапно, он оказывается в моих объятиях, облизывая мое лицо, кажется, я сейчас умру от счастья.
— Хэммииииииии!
Он выл и гавкал так, словно меня очень долго не было дома, что, по сути, было правдой.
— Да что с ним такое? — в гостиную зашел Джек и плюхнулся на наш огромный диван с Нинтендо.
О, Джек.
На глаза навернулись слезы, когда я вспомнила Сэма… его маленькую веснушчатую мордашку. Он так сильно скучал по своему брату.
В мгновение ока, я бросилась к нему и, обняв, принялась целовать своего маленького братишку, пытаясь возместить ему поцелуи и объятия на всю оставшуюся жизнь. (Я возместила их сполна.) Он завопил и мы, смеясь, скатились на ковер, впрочем, никто из нас не почувствовал боли.
— Бри и Джек Иган, хватит! — Рассмеялась Мама, выходя из кухни и вытирая руки о полотенце. Я подняла голову. Темные волосы и очки. Высокие скулы и светло-зеленые глаза. Она была такой красивой. Я мгновенно подлетела к ней и упала в ее объятия.
— Бри! — воскликнула она, когда я на скорости врезалась в нее, чуть не сбив с ног.
Мне было плевать. Я обняла ее еще сильнее, чем за все те годы. И она заметила.
— Милая? — Она потрогала мой лоб. — Ты себя хорошо чувствуешь?
Все что я смогла сделать, это кивнуть. Я разревелась, не в силах ответить что-либо.
Она отодвинулась и обхватила мое лицо ладонями.
— Ох, милая. — Она убрала пряди волос с моих глаз. — Почему ты плачешь?