- А вот здесь установлен переключатель всех 16 типов торпед.
- Что? - Главком знаком остановил докладчика и повернулся к вице-адмиралу, начальнику минно-торпедного управления ВМФ. - Костыгов, это разврат! Нам нужно три-четыре типа торпед. Что Вы делаете?
- Господи, - подумал я, - до чего же здорово, когда Хозяин Флота понимает наши командирские беды. Ведь половина торпедного старья, обозначенного на панели пульта, - это давным-давно отработавший свои сроки хлам. который, однако, используется на практических торпедных стрельбах. Он ходит произвольными курсами и скоростями и почти никогда не проходит положенную дистанцию, тонет или всплывает в любой точке траектории, он обвешивает неудовлетворительными оценками командиров и экипажи, он не дает нормально изучать устройство, приготовление, нормы приемки и тактику использования новых образцов торпед, он становится причиной унизительных разносов, которые учиняют командирам подводных лодок кабинетные флотоводцы.
- Но теперь, - как думал я. - за дело взялся сам Главнокомандующий и, понятно, положение изменится немедленно.
Как бы не так... Я еще полтора десятка лет после этого отрабатывал курс боевой подготовки, эксплуатируя этот торпедный хлам. И особенно гнусное чувство я испытывал когда, будучи руководителем стрельбы, не обнаружив торпеды в расчетной точке ее всплытия после залпа, я, согласно передовой теории поиска, выстраивал в строй пеленга два сторожевых корабля, торпедолов. подводный стратегический ракетоносец и утюжил район возможного всплытия торпеды, чтобы найти ее с вероятностью 0.95, заранее зная, что: во-первых она утонула; во-вторых, что она не стоит и сотой доли людских усилий, моторесурса и топлива, затрачиваемых на ее поиск. Но, “так положено”.
В общем, ведомство победило. Или Главком позволил ему себя победить. Это уже потом, в конце 70-х после изучения книги С.Г.Горшкова “Морская мощь государства”, я понял, сколь малое значение придавал он торпедному оружию и его развитию.
Вскоре, в начале 1966 года головной образец “Тучи” поступил на СМП. и начался монтаж его на лодке. Во всех монтажных и наладочных работах принимали самое деятельное участие оба наших командира электронно-вычислительной группы, и должен без преувеличения сказать, что после этой производственной практики более грамотных и умелых специалистов на флоте было не сыскать. Высокая квалификация также отличала институтских наладчиков. Вместе они обеспечили безотказную работу системы на швартовых испытаниях. Было, правда, дело, когда из трубопровода воздушного охлаждения ЭВМ хлынула вода и залила все электронные платы. Откуда могла добраться? Но это “заслуга” даже не вентиляторщиков, а конструкторов, которые сумели спроектировать трубу так, что в каком-то изгибе копился конденсат, дренажа не было, он и дал фонтан при очередном запуске вентилятора.
Но вот, наконец, и ходовые. Мы, кто участвовал в освоении, а более всех тех, кто создавал БИУС, с громадным нетерпением ожидали первого выхода в море. Оказалось, что для полного испытания БИУС на подтверждение количества целей, элементы движения которых могут определяться одновременно, на Беломорской ВМБ просто не хватало корабельного обеспечения. Поэтому приходилось ограничиться двумя, реже тремя кораблями. Однако и здесь мы нашли технически корректный способ испытать “Тучу” на полное запрограммированное число целей.
Не вдаваясь в ненужные подробности, скажу, что ходовые испытания система также выдержала отлично. Все проектные задачи решались правильно и, если было несколько сбоев, то причиной их явились ошибки на вводе информации, а проще -промахи акустиков, радиометриста, да и самих операторов БИУС. Справилась “Туча” с ракетными и торпедными стрельбами. И я понимаю радость главного конструктора и его коллег по поводу подписания акта межведомственной комиссии с рекомендацией принять Боевую информационно-управляющую систему “Туча” на вооружение ВМФ.
Для меня же это торжественное событие было омрачено тем, что разработчик не успел до подписания акта реализовать задачу “Подбора” и этим обрек нас - меня и командиров лодок, которые будут приняты в ближайшие год-полтора, на невыполнение курса боевой подготовки - мы не сможем ни торпедировать маневрирующую цель, ни уклониться от нее. Удручало еще и то, что виновато в этом было свое же военное ведомство. А именно - 5-ое управление ВМФ, курировавшее радиотехническое вооружение кораблей и частей ВМФ. Я вспоминаю сейчас те словесные витийства, которые плелись чиновниками в военном и штатском, чтобы убрать из акта наше требование в короткий срок внедрить задачу “Подбора”. В ход шла такая Фразеология как “ваше пожелание”, “лучшее - враг хорошего” и др. Однако на председателя МВК Героя Советского Союза вице-адмирала Александра Ивановича Петелина (одновременно председателя Правительственной комиссии по приемке лодки), который никогда не пасовал ни перед какими званиями и титулами и всегда имел свое собственное мнение по кругу решаемых вопросов, эти заклинания впечатления не производили. Долги по “Туче” вместе со сроками исполнения были записаны в акт и внесены на решение правительства.
Через год задача была реализована.
Но это я рассказал об очевидном просчете. Но были и такие (их немного), для распознавания которых требовался опыт эксплуатации. требовалось время. Расскажу об одном. Из самых лучших побуждений, для того, чтобы обеспечить корабельному боевому расчету лодки возможность тренировок в решении тактических задач с БИУС, в ней был предусмотрен “Учебно-тренировочный режим”. Основу его составляла задача определения ЭДЦ по данным, вырабатываемым собственно машиной же. Делалось это так: органами управления задавались положение, курс и скорость прямоидущей (и только прямоидущей) цели и запускалась программа ее движения. Исчисленные пеленга поступали в другой вычислительный блок, оператор, имитируя маневрирование своей подводной лодки (хотя она стояла у пирса), определял элементы движения “врага” и далее выполнял различные задания руководителя: на уклонение от цели, на занятие определенной позиции относительно цели или на ее атаку. Все это, как казалось, было очень здорово, и такая задача продолжала закладываться в БИУСы последующих модификаций. Однако, через несколько лет эксплуатации, когда несколько приутихли электронно-вычислительные восторги, мы, командиры, начали понимать, что по сути дела получили в руки игрушку для оператора. Никакой отработки ГКП не происходило. Акустики и метрист не тренировались, старпом, штурман, рулевой были не у дел, временные и путевые параметры своего маневрирования отсутствовали. Зигзага цели не было.
Как-то надо было исправлять положение. Но уже произошла ядовитейшая штука - руководство ВМФ, убежденное в том, что каждая лодка, имеющая на вооружении БИУС, может осуществлять тренировки самостоятельно (что следует из технической документации), отказалось от заказа новых тренажеров. Например, в Гремихе командиры лодок со своими расчетами тренировались в кабинете торпедной стрельбы, оборудованном старым, еще с лодок первого поколения ТАС-Л-4, на котором работал кабинетный специалист - торпедный электрик, поскольку свои операторы этого прибора не знали, и работать на нем не умели. В таких условиях смешно было говорить о сколько-нибудь качественной подготовке торпедного расчета. Способность командиров атаковать цель падала с каждым годом. Несмотря на довольно сносную посещаемость кабинета критериев отработанности КБР при всяких проверках, комиссиях и инспекциях. А вот атаки в море не удавались. К нам в Гремиху даже приезжал по этому поводу Командующий СФ адмирал Чернавин, который собрал командиров лодок на расширенный Военный Совет, начертил на доске торпедный треугольник и, правильно обозначив его стороны и углы, очень убедительно доказал, что в деле стрельбы торпедами, согласно треугольника, проблем нет.
Так, неудачно сформулированная и исполненная в БИУС задача плюс недопонимание проблемы среди некоторой части руководителей - стали помехой в боевой учебе и причиной снижения боеспособности определенной части сил боевого ядра флота.