Вяз приподнялся с лавки:
- Игорь Святославич! Моя вина, не стал ротников заставлять брони вздеть. Пекло уж больно. Да и ехать уж недалеко было, кто ж думал, что они посмеют!
Князь перебил:
- А они посмели! А думать надо было! А что за вои, если от солнца раскисли. Знаю, что скажешь, не походом, мол, шли, сторожа пограничная, мол, на что тогда. Знаю! То - моя вина, я её не снимаю. Но и твоей никто снимать не станет. До завтра погляжу я, подумаю, можешь ли дальше десятником быть, нет ли. С утра и узнаешь про то. А теперь, как человек начальный, ответствуй, каково Лютик себя показал?
- Бился, княже, он как и пристало ротнику. И силу свою показал, и выучку. Ослопом так их гвоздил, что любо-дорого! Ранен был тяжко, помирал совсем, да берегини поспели.
- То-то, что ослопом, а оружие куда девал? - Игорь движением руки остановил десятника, - Пусть сам отвечает, не безъязыкий, чаю я.
Лютик, уставившись в пол, заговорил:
- Так я это... Жарко было, броню-то и скинул...
- Оружие куда дел?
- Так я... на коне вся справа осталось, а конь убёг, испугался конь-то.
- Скинул, что ль тебя?
- Да не-е, я на возу лежал, как ямурлаки эти наскочили.
- На возу-у? - понижая голос, переспросил князь, - Это так-то ты службу свою нёс? Так-то обоз охранял? Так! Не бывать тебе боле в дружинниках. Уходи!
- Как же я... Куда мне теперь? - растерялся парень.
- Куда глаза глядят! К мамке под бок, на лавке будешь полёживать. От того хоть вреда никому не станет.
- Погоди, княже, - вмешался Вяз, - Он ведь с моего ведома оплошал. Тогда и меня гони прочь.
- Обоих и прогоню, - сумрачно пообещал Игорь Святославич, - сам напросился.
- А это он ведь, Лютик то есть, мальчонку успел за помощью отправить. Коли б не он, так и вовсе худо было бы. Да вот ещё они, - Вяз указал на сидевших Дедкина, Ляха и Каурина, - пособили, да берегини подоспели.
Князь возразил:
- Они только тем лишь помогли, что вас, двоих дурней от смерти спасли, да чуть сами не сгинули.
Вяз не сдавался:
- А кто сыновца моего к жизни воротил, да девчонку ещё одну? Вот - Лях!
- О том мне ведомо, да другой то разговор. Не про пришлецов речь, про тебя с Лютиком. За что держать мне вас в дружинниках?
Лютик подал голос:
- Так ведь мы, княже, отслужим, искупим вины свои.
- А жизни людские тоже отслужите?! - рявкнул Игорь, - ступайте до гридницкой оба, там ждите. Наутро решу. Хотя... ты, Вяз, до дому иди, жена заждалась, утром придёшь.
Оба ушли. Вяз перед уходом шепнул Дедкину:
- На крыльце ждать буду, у меня заночуете.
Князь обратился к оставшимся:
- Ну, рассказывайте, кто таковы, как в наш мир попали, чем нынче жить думаете.
Дополняя друг друга, изложили свою историю, не сговариваясь, попросились в дружину.
Игорь усмехнулся:
- Не успел одних лоботрясов прогнать, как новые в гридни просятся! Добро! Наутро тоже оставим. Спытаем вас, да и порешим разом всё, и с вами, и Вязом, и с Лютиком. А коли возьму, так под Вязовым началом и будете, пусть он сам с вами мучается, учит. У него остановились пока? Ну-ну... Ступайте.
Переговариваясь, вышли во двор. Лях спросил:
- Как думаете, возьмёт он нас?
- А что ему, люди не нужны? - удивился Валерий.
- Да как сказать, - отозвался Виктор, - он, может, и Вяза с Лютиком выгонит, а они всяко поумелее нас будут.
- Не выгонит, - убеждённо заявил Каурин, - не то время, чтоб людьми разбрасываться! Чувствую я, что теперь драки одна за другой пойдут, каждый на счету будет. А опыт что? Опыт, он со временем приходит, наберёмся!
Дедкин согласился:
- Да. Чего-чего, а практики, похоже, у нас скоро много будет. Даже слишком.
К ним подошёл Вяз:
- Ну как? Что с вами порешил?
- Да вроде в дружину берёт. Сказал, что наутро решит. А если возьмёт, то тебе под начало отдаст, - ответил Марцинковский.
- Ну! Значит, прощает меня!
Дедкин вмешался:
- Про то он, конечно, ещё прямо не говорил, но, думаю, что простит.
Вяз вздохнул:
- Это как сказать! Ладно, пошли ко мне, пополуднуем, потом баньку истопим с дороги.
Коней своих обнаружили у коновязи, с навешенными на морды торбами с овсом. Возле них вертелся всё тот же дружинник. Завидев Вяза с компанией, кинулся к ним:
- Ну что? Больно ругался? А то Лютик вышел, ничего не сказал, кинулся только со всех ног в гридницкую. Только и заметил, что у парня глаза на мокром месте. Не прогнал князь?
- Наутро решит, - ответил Вяз.
- А-а-а. Слышь, ребята, а это чей конь, - гридень указал на Лешака.
- Мой, - отозвался Марцинковский, - А что?
- Ты слушай! Тебя как звать-величать?
- Ляхом.
- Меня Боричем кличут. Сменяй коня, а? Я тебе своего заводного дам. Красавец, силы неимоверной, к бою приучен. Твой-то чуть послабее будет, ты мне поверь. Мне просто масть его приглянулась. Ну что, - переспросил Борич, заискивающе глядя в глаза Марцинковскому, - сменяешь, а?
- Не меняю, - сухо отрезал Лях, снимая с конской морды торбу.
Ему почему-то сразу не понравился Борич: то ли своей навязчивостью и чрезмерной услужливостью, то ли наглой настойчивостью, с которой тот попытался совершить обмен. К тому же менять Лешака на кого-либо другого мог собраться распоследний псих. Конечно, судя по тому, что они успели узнать о нравах обитателей этого мира, Борич, скорее всего, добросовестно заблуждается, считая своего коня лучше. Не может же он врать! Эдак в каждом встречном тайного ямурлака подозревать начнёшь. И всё-таки этот Борич повадками своими крепко напоминал Марцинковскому лагерных стукачей, "ссучившихся" перед начальством и, в то же время, лакействующих перед воровскими авторитетами. А с подобной братией, числясь на зоне "мужиком", он предпочитал не общаться.
- Не меняю. Друзей не меняют! - ещё раз повторил он.
- Нет, так нет, - вздохнул огорчённо Борич, - Только чего обижаться-то. Я ведь добра хотел. Извиняйте, коли что не так.
Лях смутился. Вдруг ассоциации его - бред сивой кобылы? А тут вот взял, ни с того, ни с сего обидел хорошего человека. Мало ли у кого рожа какая? Правда, Лешака он в любом случае бы не сменял. Надо было как-то замять неловкость. Марцинковский обратился к уже отходившему Боричу:
- Слышь, Борич, ты сам меня извини. Ну что я так на тебя. Устал просто с дороги. Да и поблагодарить тебя забыли за то, что ты, пока мы у князя сидели, коней наших напоил, накормил.
- Да ладно, все мы люди, всяко бывает, - улыбнулся Борич, - Сам, бывает тоже, накричу на кого зазря, а после жалею. Пустяки это. Свои же люди. Мне вот сейчас мысль одна пришла. Может, заглянем в корчму, пивка за знакомство попьём. Я б вас домой пригласил, да я в гридницкой живу, бессемейный я ныне.
- А семья где? - спросил Каурин.
- Уж три года, как ямурлаки сгубили. Они у меня к родне погостить собрались. Вот по дороге их и... А я не сберёг, с Волгарским князем на полюдье ходил, я тогда у него служил, мы в Китеже жили. А после не смог боле в пустом доме жить, от князя отъехал, да сюда вот и пристал.
Всем стало неловко. Чтобы замять возникшее чувство неудобства, невзирая на протесты Вяза, на приглашение Борича согласились. Борич предложил пойти в корчму Тараса Берковича. Вяз согласился, заметив, что Беркович варит самое вкусное пиво во всём городе. Борич сбегал на конюшню, вернулся верхом на холёном флегматичном сером жеребце. Вместе поехали к корчме, которая располагалась на другом конце города, у Северских ворот. Как выяснилось по дороге, ворота, через которые они вошли в Славгород, назывались Рипейскими, кроме них, были ещё Камские и Китежские.