Все дружно согласились, что готовы отправиться хоть сейчас, дело только за тем, чтоб отгулять на Руслановой свадьбе.
Беркович попросил калик спеть что-нибудь "про дела стародавние, древлие". Старший, назвавшийся Гомолом, кивнул гусляру с кобзарём:
- Ну что, братья, почнём? Заводи, Крук, волыничскую.
Кобзарь пристроил инструмент поудобнее, подкрутил колки, провёл большим пальцем по струнам, прислушался к отзыву, мотнул удовлетворённо лохматой головой, начал песню, тихо вторя струнному перезвону. Словно издали, чуть слышно, вступили в песню гусли:
А в бору, в бору волохи гудуть,
Волохи гудуть, да терем будуть,
З трома верхами, з трома викнами.
В перше виконце - вдарило сонце,
В друге виконце - ясний мисячок,
В третье виконце - Зорька линув,
Зорька линув, слизоньку зронив,
А з тоя слёзи бижить риченька:
На тий риченьци пливе корабель,
На тим корабли молодий козак.
В книжку читае, листоньки пише.
Хто тебе навчив книжку читати,
Книжку читати, листы писати?
Навчила мене ридная мати,
В кудрявим пиви купаючи,
В дорогу крамнину сповиваючи.
За одной песней последовала вторая, затем третья. Дальше пели уже хором, гусли с кобзою ходили по рукам желающих. К вечеру Вяз заторопил домой. Распрощались со всеми, вышли во двор. От коновязи обиженно заржал Мишка: "Куда запропали, паразиты!" Валерий успокоил друга, скормив в качестве примирительной взятки добрый кус хлеба с морковкой, предусмотрительно стянутыми со стола. Остальные, досадуя немного, что не догадались для своих коней сделать тоже самое, молча вползли в сёдла (Давало знать пивко, ещё как давало!). Шагом тронулись со двора.
Вскоре добрались до Вязовой усадьбы. В просторных воротах встретила жена Вяза - маленькая, чуть полноватая темноволосая женщина с большими добрыми, с конской грустинкой, карими глазами, назвавшаяся Милицей. Набежали детишки, с ними вышли навстречу Снежко с Берёзкой. Вяз обнял жену, потрепал по русым да рыжим вихрам своё потомство. Милица сообщила, что баня уже готова, чуточку попеняв мужу, что, мол, мог бы и сразу домой, нежь-то в корчме кормят вкуснее. Лошадей, вычистив и расчесав, провели в просторную, стойл на пятнадцать, конюшню, задали корму, залили ключевой воды, развесили по гвоздям упряжь. Марцинковский, вешая узду, невольно задержался, рассматривая гвозди, и не успокоился, пока не обошёл все стены. Гвозди того внимания, конечно же, стоили. Деревянные, толстые (правильней было бы назвать их колышками), с широченными резными шляпками, каждая из которых ни в малейшей степени не походила на остальные. Да и "шляпками" эти произведения искусства назвать было сложно. У этой вот - корчит рожу смешной задиристый старикашка, а у вон той - пружиной сжался перед прыжком барс, а вон там, смотри-ка - спит, свернувшись калачиком волк, а рядышком справа и вовсе - двое мужиков в обнимку с бочонком с ковшами в руках, да всего и не упомнишь, да и не рассмотришь враз!
Кони за совместную дорогу стабунились, отношения выяснять друг на дружку не лезли, не задирались, мирно пофыркивали, знакомясь со здешним конюшенником. Последнему явно не терпелось: всё ждал, покуда люди уйдут, восхищённо косился из своего угла на Мишку с Лешаком, в мыслях уже прижимался к конским шеям, ощущал ладонью бархатистые конские губы, скармливая хрустящую репку.
Гурьбой отправились в баню, от души помылись-попарились. Надели чистое бельё, приготовленное уже в предбаннике, там же хлебнули берёзового лёгкого квасу. Вернулись в дом, постели гостям были уже готовы. Торопясь, дабы не мешать хозяевам наговорится после разлуки, легли спать. На грудь Дедкину заскочил пушистый серый котище, устроился поудобнее, ткнулся носом в нос, признавая за своего, завёл-зарокотал свою нехитрую песенку. Уснули быстро. Спали все, словно чурки берёзовые, не двигаясь, без снов.
Калита - кошелёк
Вырей - колдун
Касть - пакость, гадость, подлость
Глава 20
Вяз растолкал рано, с первыми петухами. Поднялись легко, лишь Каурин что-то проворчал про себя. Умылись, проведали коней, обнаружив их всех с аккуратно заплетёнными гривами и хвостами, поблагодарили за заботу конюшенника, услышав в ответ смущённое "Чего уж, кони-то какие, могли бы и сами обиходить получше". Повозились заодно с Вязом по хозяйству: задали корму коровам да кабанчикам, вместе быстро накрыли корьём копёнки сена, смётанные в дальнем углу заднего двора.
Позавтракали не спеша. Дети ели чинно, не галдели, не мешались, не капризничали, во всём подражая взрослым. По обычаю, накормили и огонь в печи, и домового не забыли. Немного погодя оседлали коней и отправились на княжой двор.
На улице Каурин спохватился:
- А Бруньку-то мы зачем с собой взяли?
- Ну не назад же вести, - махнул рукой Вяз, - Да и сама ведь идет, на себе нести не надо.
Входя в ворота, ещё издали заметили Лютика. Парень в полной боевой выкладке, при мече, стоял у крыльца, перетаптывался, не знал, куда девать собственные руки. Сильные пальцы верзилы нервно мяли широкий пояс турьей кожи, не замечая, что уже разодрали толстенную кожу чуть ли не наполовину.
Вяз задумчиво поскрёб мозолистую кожу подбородка, давно огрубевшую от шеломного ремня: