Русь шла вперед, ширилась по-иному: миром, охотно и легко усваивая чужие наречия, незнакомые рукомесла, новые знания, щедро при том делясь своим умом с туземцами, не только не навязывая своей религии, но и, зачастую, принимая в свой пантеон местных божков (по принципу: "всё в запас сгодится", "дают - бери, бьют - беги!"), роднясь с местными народами, свадьбами, а не насилием создавая разнообразие человеческих типов, сводя с ума поколения будущих антропологов невозможностью точного определения, классификации своих будущих потомков.
Это после князья, цари и прочие, власть имущие, поклоняясь загранице, слепо, без разбора, принимали чужие и чужеродные религию, обычаи и даже язык, презирая в дальнейшем всё отечественное, искренне уже не веря в свой народ, в собственных "Платонов и быстрых разумом Невтонов", доходя до холопства в своём низкопоклонстве перед всем иностранным, принимая последнего парикмахера "из-за бугра" лучше и почтительней, чем своего ученого, писателя, мастера-умельца. Тогда уже перенимали "сливки общества" (может быть, от слова "слив", то есть "отброс") и презрительное отношение к туземцу, обманывая его, задарма скупая добытое его трудом и сгоняя с его же земли, удивляясь затем вспыхивающим бунтам и жестоко их подавляя.
Но это было после, да и приходили на новые земли великодержавные чинодралы разных рангов, родства не помнящие и родного языка не знающие не сразу. А первыми-то по прежнему шли всё те же беспокойные Васи, оставляя надолго по себе добрую память, создавая в глазах аборигенов образ русского народа, образ, который не могли вытравить веками после никакие чиновники, никакие купцы-обиралы, никакие правительства. Эти вот Васи, заброшенные шалой судьбиною в далёкие Тмутаракани планеты, без раздумья и сомнений, только лишь почувствовав справедливость творящегося, вставали в ратные ряды чужих народов, отдавая свою жизнь за чужую свободу, за покой чужих детей, тем самым создавая впервые вечный образ русского воина, да такой, что после шли эти народы добровольно (что бы не писали ныне некоторые "историки") под руку Руси, России, называя её народ старшим братом. В девятнадцатом веке, а, зачастую, и в двадцатом, Россию часто называли "Жандармом Европы", не желая видеть очевидного: русские чаще всего (а рядовые солдаты и офицеры - практически всегда!) шли в чужие страны ПОМОГАТЬ: бить захватчиков, драться за чужую свободу, помогать устанавливать лучшую жизнь, усмирять смуту (наверное, даже генетически помня ужасы своих смут и желая спасти, уберечь от них соседей). Русские, бедствуя сами, отдавали последнее и самою жизнь, не умея добиться порядка, справедливости, лучшей доли людской у себя дома, шли с открытой душой добывать всё это другим, справедливо тем гордясь. Нет, не "Жандармы Европы" шли воевать в Сербии, бились с османами на Шипке, гнали вспять по Европе полчища Гитлера и Наполеона, не "Жандармы Европы" грудью своей закрыли её, "цивилизованную" (Если инквизиция, несоблюдение элементарных правил гигиены, бескультурье за столом и поголовная, до королей, безграмотность есть первейшие признаки цивилизации!) от набегов монголо-татар. И даже не "Жандармы Европы" (я имею в виду и многих из тех, кто отдавал приказы!) входили в недавние времена в Прагу и Будапешт, в Афганистан, Анголу, Вьетнам и многие другие страны! Нет, не жандармы! Ибо искренне верили, что несут народам свободу и счастье, лучшую жизнь, что противостоят им горстки отщепенцев, а вовсе не Народ (А, может, так оно и было? Нам теперь уже, наверное, никогда не узнать правды).
И позже, в наше уже время, шли вновь и вновь Васи на Севера, на Дальний Восток, на Целину, на БАМ, шли уже по комсомольским и прочим путёвкам, призывам партии и правительства, узаконенно утоляя свою жажду бродяжничества. Только, если в былые века остепенивались Васи с годами, оседая на новых землях прочно, семейно, своими руками отстроив своё жильё на полюбившемся месте, не спрашивая на то ничьего позволения, то при Советах редкий кто получал такую возможность не выбрать даже, не выстроить самостийно, а просто получить собственное нормальное жильё на склоне лет. Кроме разве что палатки, барака, загаженной аварийной общаги или, под финиш, дома престарелых с тюремным режимом и частым безнаказанным садизмом персонала. И спивались, подсознательно понимая, что общество уже много лет назад, выбирая желающих странствовать, заранее списывало их в отбросы, вовсе не собираясь отдавать долги. Кто - доживая недолгий век свой тихо и безропотно, а кто - в дикой неуправляемой злобе на всех и вся, пускаясь в драки и поножовщину, увеча друг друга за пустячное словцо, жестоко калеча подвернувшихся под дурную руку невиновных соседей и прохожих, воруя и пропивая краденое, входили в вечный круг "украл - выпил - в тюрьму - украл - выпил - в тюрьму..." Да так уже деформировались душою, что, иной жизни не желая, да и не умея жить по-иному, ждали после второй-третьей "ходки" очередной отправки в "зону", как избавленья от всех проблем. И опускались все ниже и ниже, вот и уже даже не опускались, а падали в бездну, отделяющую Человека от манекена, пустышки, бездну, как оказывалось, не такую уж и глубокую. И редко в ком ещё оставалась живой "искра Божия", а, если и тлела она пока, то под таким спудом, что узреть этот проблеск, не говоря уже о том, чтобы вытянуть его наружу, можно было только с превеликим трудом, чаще - непосильным для человека. А посильно ли для Бога? - О том, ты, Господи веси...
Вадим за время работы в уголовном розыске насмотрелся этой братии достаточно. Симпатий никаких к ним не питал, но и ненависти, пожалуй, тоже не было. Было, возникавшее при контакте, стойкое ощущение брезгливости и, немного и изредка, жалости. Некоторые из них получали ярлык особо опасного рецидивиста, но чаще - не за тяжесть содеянного, а за количество совершенной мелочёвки. С введением нового УК (при всей его бесхарактерности, непродуманности и массе противоречий самому себе и другим законам) сей законодательный бред наконец-то был устранен. Что забавно: в советское время паспорта с собой почти всегда носили в основном лишь бомжи да неформальные деятели искусства, по одёжке своей зачастую на бичей смахивающие, и потому неоднократно задерживаемые ретивыми блюстителями из ППС (или - папуасами, по внутримилицейской терминологии).
В нынешнее же время благодаря неустанным заботам "демократического" правительства (если,конечно, повальное воровство и отсутствие цензуры прессы - это и есть основополагающие признаки демократии? Кажется, подобный способ правления древние греки называли иначе - охлократия, власть охлоса - толпы), в бомжовую категорию, нежданно-негаданно для себя, выталкиваемые собственной страной в беспросветную люмпенскую маргинальность, стали скатываться всё новые и новые слои населения, духа бродяжничества и, тем паче, преступных наклонностей не имевшие ни на йоту: военные с семьями, сокращенные, полубездомные, доведенные до нищенства хроническими невыплатами, учёные и педагоги, заводчане и служители ветшающих музеев, инженеры и бывшие колхозники (язык не повернется назвать развал и нищету фермерством), озлобленные до истеричности пенсионеры, боящиеся помереть из-за отсутствия средств на собственные похороны, беженцы из разнообразных "горячих точек" и бывших республик бывшего СССР (впрочем, официально-стыдливо поименованные "вынужденными переселенцами"). Вот она - могучая когорта, в любой момент готовая пополнить славные ряды российского бомжатника или вспыхнуть в бессмысленном и жестоком русском бунте. Не все конечно, кто-то (и даже большинство) смог приспособиться, заняться торговлей с лотков и киосков, податься в "челноки", изменив делу, которому когда-то собирался отдать всю свою жизнь. Дай Бог, чтобы не случилось того, чтоб не засиделись у власти биороботы (и не важно - в парламентских ли креслах, в виде ли группировок разнообразной "братвы"), чтобы торговля и нищенство наряду со сферой обслуживания не стали почти единственными профессиями, существующими в нашей стране, чтобы правители-временщики и их близнецы-оппозиционеры не привели к бойне, сметающей всё и вся с лица земли.