Особенно это значимо на войне, когда, считал он, не может не действовать неумолимый «закон рабства»[567].
Мысль Крижанича проникала даже в сферы труднодоступные для иностранца, которые касались отношений собственности. Он предлагал запретить деление вотчин и поместий в роде, утвердив порядок майората, когда «лишь один старший княжич да примет княжеский титул и получит целиком все вотчины и имущество своего отца». Сестрам — приданое, а младшим братьям — боярское звание да служба при дворе, «пока не выслужатся до того, чтобы и они могли стать именитыми и сделаться властелями»[568].
Идеи Ю. Крижанича сами по себе не являются свидетельством того, что уже наступила деформация общественных стереотипов, ибо ученый хорват воспитан был в иной системе политических идей и нравственных ценностей. Но интерес к его сочинениям со стороны высших представителей Русского государства и Русской православной церкви явно не случайный — показатель «смутности» сознания русских современников конца XVII в. Легко заметить, что некоторые идеи Ю. Крижанича, несмотря на их острую форму и инвективность, так или иначе оказались созвучными тому, что воплощалось в жизни. Опять-таки речь, видимо, не должна идти о прямой связи его сочинений с действиями властей, но то, что «витает в воздухе», непременно или уже материализовано, или в скором времени будет отражено в слове и на бумаге. Таким образом, в языковой мифологеме средневекового человека наступает время перемен. Ему приходится совершать «переоценку ценностей», а значит, мысли о самом себе вновь становятся важными...
В предисловии к своей «Арифметике» (1701) Леонтий Филиппович Магницкий пустился в рассуждения о человеке, его смысле и предназначении. Любой учебник показателен тем, что в нем выражаются понятные многим идеи, отражающие общепринятое настроение. Не был исключением и этот учебник.
Судя по всему, математикой он занимался самостоятельно, привлекая существовавшие уже к этому времени пособия. В тридцать с небольшим лет он стал учителем Навигацкой школы. Умер в 1739 г. — См.: Лаврентьев А.В. Люди и вещи. Памятники русской истории и культуры XVI—XVII вв., их создатели и владельцы. М., 1997.
Бог сотворил человека «всякими добротами оудобри». Говоря о «внутреннем» и «внешнем» человеке, Магницкий не противопоставляет эта две ипостаси, напротив, ищет в них гармонию, и находит. «Велика есть доброта в телеси»[569]. Известно, сколь безмерно расстояние «неба от земли», но человеку «внешнему» даны необыкновенные силы от Бога, и он способен, имея «толь малое око», это узреть, а также положение звезд, солнца, луны и «различественное их межу собою разстояние». То же самое можно сказать и о других внешних силах человека. Конечно, «человек есть приятелен по внутреннему, по нему же свойственне именовася человек»[570], но «внутренний» человек раскрывается с помощью внешних сил и действий. Бог, считал Магницкий, столькими благами «оукраси, тако почте, и всячески оустрои, сообразно и подобна быти себе оудостоив назирателя видимого здания сотвори... и царя сущих на земли постави, самовластна, ни от кого владеема, владеюща же видимыми»[571]. «Естество» человека обладает, как мы бы сказали сейчас, императивом нравственности; Магницкий это же самое выразил другими словами: «Влия [Бог. — А.Ю.] же естественно самовластному его благих желати, и всяческих [зол. — А.Ю.] хранитися зело, якоже привременных, тако и вечных».
567
Мордухович Л. М. Философские и социологические взгляды Крижанича // Краткие сообщения Института славяноведения. 1963. № 36. С. 61-84; Он же. Юрий Крижанич о «рабстве» // ТОДРЛ. Т. 33. С. 142-155.
569
Магницкий Л.Ф. Арифметика Магницкого. Точное воспроизведение подлинника. М., 1914. Л. 12.