Верх фелони возвышался конусом над плечами. Верхняя часть фелони стала символизировать понятие о духовном ярме и иге Христовом, которые несет на себе священник. Фелонь обрела значение духовной одежды христиан — брони веры и праведности... — См.: Настольная книга священнослужителя. Т. 4. М., 1983.
Как видно из текста Стоглава, Слово Божие — синоним «правды», а истина — плоть ее. «Ты же, брате, изволив сан иерейский, не разлучай стихаря с фелонем аки Христа во двою естеству». «Правда» и «вера» едины как дух и плоть, но не тождественны.
«Правду Истинную», Слово Божие, следует исполнять (воплощать в дела), и само это исполнение — тоже «правда» («всяка правда»). Следует подчеркнуть, что понятия эти («Правда Истинная», «Божия» и «всякая правда») четко различаются уже в ранних текстах[101].
О соотношении Слова Божьего и его «исполнения» (по терминологии Стоглава) прямо свидетельствуют образы «предословия». Солнце может быть «чювственным» и «разумным». Первое «землю удобряет, море облистает», и нельзя увидеть «звезд ни тверди небесной». «Чювственное» солнце «видимо бывает и невидимо», а «разумное» — другое солнце — видимо только достойными. «Чювственное» солнце «не глаголет», — «умное» же «глаголет любовным своим и глаголати и зрети всем дарует, понеже солнце правде есть Бог... сие праведное солнце Христос Бог наш милосердный...»[102].
Итак, раздвоенность «правды» обусловлена наличием божественного «Солнца» — высшего предела в ней, к которому стремятся все, исполняя «всяку правду» пред Богом. «Всяка правда» — и есть семантическое поле «справедливости» в самом широком плане; это — исполнение Слова Божьего ради спасения на Страшном Суде, когда Христос (сама Правда Истинная) будет судить всех. Вот, кстати, почему во «всяку правду», прежде всего, включали «суд праведный». В.В. Колесов верно подметил, что «каждый судья должен верить, что его решение-правда и есть воплощение правды вечной»[103].
«Вера» — это «правда», облеченная в истину, это Слово Божие во плоти. Стоглав призывал христиан к тому, что современному человеку может показаться нелогичным: «Бога ради потружайтеся во еже исправити истинная и непорочная наша хрестьянская вера... дабы утверждена была и непоколебима»[104]. Следует исправлять (правильно исполнять) непорочную веру — в соответствии с Божьими заповедями, апостольскими и священными правилами. Таким образом, само это «исправление» нацелено было на утверждение «веры», существующей вне прямой зависимости от реальной церковной практики и даже вопреки ей. Судя по тексту Стоглава, «хрестьянская вера» — это истина, данная в Божьих заповедях, апостольских и священных правилах. «Вера» была про-явлением причастности к христианской религии (закона Христова), а посему внешняя ее сторона (в узком смысле — обрядовая) становилась чрезвычайно важной для средневековых людей. Характерно, что именно внешнее соблюдение «закона», «чина», «веры» первоначально, видимо, рассматривалось как достаточное условие причисления человека к праведникам. Именно таков был критерий отличия «овец» от «козлищ»: «Прави путие Господни, и правии внидоуть по нимь, нечьстивии же отънемогуть ся въ нихъ»[105]. В данном тексте «правии» противопоставляются «нечьстивиим». Здесь «нечестивый» — значит «безбожный, не чтущий Бога»[106]. Ему противопоставляется человек, закон почитающий и исполняющий. «Закон» же и есть тот самый «правый путь Господень»[107]. Идущий по нему — праведник, человек, соблюдающий закон и потому стоящий по правую руку от Господа на Страшном Суде.
«Исправлению» подлежало все, что хоть сколько-нибудь не соответствовало Божьим заповедям, апостольским и священным правилам. Особенно последним, ибо их было много, они регламентировали всю жизнь христианина Вот почему в область «веры» включалось то, что, казалось бы, далеко отстоит от канонического ее определения (как уверенность в вещах невидимых), данного апостолом Павлом.
101
См.: Мерило Праведное. С. 252-253 (Л. 125 об. - 126). Заметим попутно, что «Божия правда» здесь явно отождествляется с христианской верой, которой противопоставляются «требы и присяги поганьски». Следует подчеркнуть, что понятия эти («Правда Истинная», «Божия» и «всякая правда») четко различаются уже в ранних текстах. В частности, в Законе судном людям находим: «Преже всякыя правьды достоино есть о Божии правде глаголати. Тем же святыи Костянтинъ первыи законъ вписа въ преда, тако глаголя: яко всякое село, в немже требы бывають или присяги поганьски, да отдадуть въ Божии храмъ». Заметим попутно, что «Божия правда» здесь явно отождествляется с христианской верой, которой противопоставляются «требы и присяги поганьски».
102
Стоглав. С. 13; Клосс Б.М., Назаров В.Д. Полемическое сочинение 1481 г. о хождении «посолонь» // Московская Русь (1359-1584): Культура и историческое самосознание. М., 1997. С. 350-390.
103
Колесов В.В. Правда и истина в представлениях Древней Руси // Культуры в диалоге: Грани духовности. Ч. 2. Екатеринбург, 1994. С. 146-155. С. 153.
106
СлРЯз XI-XVII вв. Вып. 11. С. 350. Здесь уместно напомнить, что слово «честь» имеет общее происхождение со словами «читать» и «чтить»: праславянское *cьstь родственно древнеиндийскому ciltis — «мышление, понимание, намерение» и cetati — «соблюдает, замечает, думает», а также авестийскому cisti — «мышление, познание, понимание» (подробнее см.: Фасмер М. Т. 4. С. 350). Из этого ясно, что понятие чести было непосредственно связано с поведением человека, которое «считывалось» и оценивалось окружающими.
107
Ср. в синодальном переводе: «Ибо правы пути Господни, и праведники ходят по ним, а беззаконные падут на них» (Осия. 14. 10).