Серебряный гульден равнялся по номиналу талеру[243]. Уставная его цена колебалась в пределах 36 копеек, если государство покупало талеры, а оно занималось этим, для чеканки собственных монет. Рыночная же цена ефимка (так ласково на Руси называли иоахимсталер) испытывала колебания. В 60-70-е годы XVI в. в Нарве (Ругодиве) ефимок оценивался в 33 копейки[244]. В нашем случае 40 000 серебряных гульденов и есть в переводе 15 500 рублей. Курс здесь несколько ниже, но это случалось вследствие колебания рыночной цены[245].
Магнус уехал к себе в Оберпален, а царь — во Псков. По некоторым сведениям, Магнус должен был отдать царю какую-то сумму денег до Рождества 1577 г. Возможно, именно договорные обязательства подтолкнули его начать переговоры с Николаем Радзивиллом о переходе под покровительство польского короля. Переговоры шли долго и к концу 1578 г. завершились официальным предательством Магнуса. Но измена Магнуса не могла аннулировать сентябрьского соглашения 1577 г., ибо оно прежде всего являлось долговым обязательством. Царю Ивану, думается, даже выгодно было и после перехода Магнуса под покровительство Стефана Батория считать датского принца «голдовником». В руках царя — неопровержимые свидетельства этой вассальной зависимости: договоры 1570 и 1577 гг. Кроме того, имеются все основания утверждать, что своеобразная компенсация произошла 1 сентября 1578 г, когда был заключен русско-датский договор, согласно которому король Дании признал Ливонию владением Ивана Грозного (правда, когда внешнеполитическая ситуация изменилась, король передумал и отказался ратифицировать этот договор как нанесший ущерб интересам Дании)[246]. Хорошо осведомленный в этих делах курляндский герцогский гофрат Лаврентий Миллер подробно рассказал о судьбе пильтенских владений после смерти Магнуса. Жители Пильтена, не захотев подчиняться польскому королю, обратились к датскому королю с просьбой о протекторате. Ситуация оказалась сложной. Эти земли когда-то были куплены у епископа, что само по себе было нарушением правил: продажа земли без согласия на то магистра запрещалась. Магнус же завешал «Курляндское герцогство младшему курляндскому герцогу»[247]. А вот дальше Лаврентий Миллер пишет: «Послы короля датского Ульфельдт и Павел Венике еще прежде [осенью 1578 г. — А.Ю.] уступили и передали великому князю московскому все права герцога Магнуса по наследованию, в случае его смерти; в настоящее время московит всю Ливонию уступил королю польскому».
Итак, очевидно, что даже высокий (королевский) статус человека не меняет сути отношений между русским государем и тем, кого он жалует, — «земля» принадлежит ему, он распоряжается ею как хозяин и отдает ее тому, кто готов служить царской семье.
Относительно стародубских и родовых владений князя М.И. Воротынского находим в завещании четыре царских распоряжения[248]. Фиксация этих разных моментов в истории совладельческих прав царя и князя свидетельствует, что в каждом случае происходило дополнение завещательной основы...
М.И. Воротынский — едва ли не самый талантливый полководец своего времени. Это он в 1572 г., когда царь «хоронился» в Новгороде, возглавил войска против Девлет-Гирея. Решительная битва произошла 30 июля «на Молодях», в сорока пяти километрах от Москвы. Воевода смог правильно рассчитать главный удар. Помог и случай, каким-то непостижимым образом связавший Воротынского с датским принцем Магнусом. Царь послал из Новгорода М.И. Воротынскому «лживую грамоту», в которой говорилось: «пусть-де он держится крепко, великий князь хочет послать ему в помощь короля Магнуса и 40 тысяч конницы». Именно эту грамоту перехватил крымский хан и, как передает современник, «испугался и оробел и пошел назад в Крым». В мае 1573 г. М.И. Воротынский оказался в опале. Князь обвинялся в том, что хотел «очаровать», те. околдовать царя. Для этой цели держал якобы даже колдуний. Воротынского подвергли страшным пыткам — жарили на медленном огне, но он так ни в чем и не признался. Затем полуживого полководца, спасшего страну от нового ига, отправили в заточение на Белоозеро, но по дороге он умер. Произошло это 12 июня 1573 года...
Недавно в Российском государственном архиве древних актов найдена духовная опального князя. Не будь ее, вряд ли удалось бы понять самые темные места в завещании царя. В приписках к духовной М.И. Воротынского, которые он сделал сам, раскрывается история землевладения целой княжеской семьи. После первой опалы, 15 сентября 1562 г., Иван Грозный «отписал» на себя их родовые земли — города Переяславль, Одоев, Новосиль. А в феврале 1569 г. Грозный конфисковал земли Одоевско-Новосильского княжения, дав взамен Стародуб Ряполовский. После же победы «на Молодях» в 1572 г. М.И. Воротынский получил вместо Стародуба Ряполовского город Перемышль. Землевладельческий иммунитет таков, что о своем родовом владении М.И. Воротынский писал: «Что за мною государева жалованье наша вотчинка от прародителей наших». Уменьшительное «вотчинка» ассоциативно напоминает неполное имя, уничижение холопа в самоназвании «Ивашка», «Федорец» (подробнее см. гл. 3). Тут тоже уничижение, но не личное, а в статусе владения, которое царь Иван забрал, вновь дал, ибо он есть прежде всего «жалованье». В завещании Грозного упомянуты эти главные перемены в землевладении М.И. Воротынского, возникшие в 1562, 1566, 1569, 1572 гг.
244
Фенглер X.. Гирою Г., Унгер В. Словарь нумизмата. М., 1982. С. 271; Мельникова А.С. Русские монеты от Ивана Грозного до Петра Первого: История русской денежной системы с 1533 по 1682 г. М., 1989. С. 33.
246
Зимин А.А. В канун грозных потрясений. С. 52-53; Щербачев Ю.Н. Датский архив: Материалы по истории Древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326-1690 гг. М., 1893. С. 113-115.
247
Записки курляндского герцогского гофрата Лаврентия Миллера о временах Стефана Батория // Прибалтийский сборник. Рига. 1882. Т. 4. С. 160, 169.