Ох уж эта Эйфелева башня, она была для нас как бельмо на глазу! Мы вели себя просто предательски по отношению к бедному мсье Эйфелю, так как вообще не желали подниматься на его башню! Но не видели никакой возможности этого избежать.
— Не можем же мы приехать домой и сказать, что не были там, — сказала Ева. — Так вести себя нельзя!
— Вероятно, не стоит вечно плыть по течению, — заявила я. — Тем более когда надо подниматься на высоту триста метров. Я хотела бы быть такой вот особенной туристкой, которая возвращается домой, увидев только то, что не попадается на глаза обычным туристам.
— Да, но должны лее быть границы, — возразила Ева. — Эйфелева башня, Дом инвалидов[56], Лувр[57] — никто не должен пройти мимо.
— Ты все-таки не станешь утверждать, что пойдешь в Лувр только из чистого чувства долга, — ужаснулся Леннарт, потрясенный до самой глубины своей души любителя искусства.
— Нет, нет, нет, — заверила Ева, успокаивая его, слегка помахивая руками. — Я тоскую по Моне Лизе[58] и Нике Самофракийской[59] так, что у меня болит сердце, но я хочу покончить с ними как молено быстрее, чтобы пойти и купить себе шляпку.
Леннарт покачал головой и промолчал. В конце концов он расхохотался и сказал:
— Да, чем только не интересуются туристы, приезжая в Париж! Мы трое, собственно говоря, на собственном примере можем помочь выявлять туристов различных типов.
— Разве? — спросила я. — Объясни, пожалуйста.
— Ева принадлежит к тем, кому вообще-то следовало жить на правом берегу Сены, — сказал Леннарт, — так как там есть все, что ее интересует. Там дома мод, там большие универмаги и там Rue de Rivoli…[60]
— А что интересного на Rue de Rivoli? — алчно вытаращив глаза, спросила Ева.
— Нет, пусть Леннарт скажет сперва, что за тип я!
— Ты очень милый маленький тип! — сказал Леннарт и поцеловал мне руку. — Однако я еще не закончил с определением типа Евы!
— Нет, послушаем, чем еще я интересуюсь! Так я смогу получить множество ценных советов.
— Ты хочешь гулять по большим элегантным бульварам, сидеть в ресторанах на Champs Elysees и видеть красивых француженок в очаровательных платьях… Да, да, вообще-то, думаю, что я тоже этого хочу, но…
— Ну а что еще я хочу? — спросила Ева, делая вид, словно все сказанное Леннартом было ее заветнейшей мечтой.
— Пожалуй, ты охотно пойдешь в «Лидо» и «Drap d’Or» и в другие дорогие ночные клубы.
— Конечно, но на это у меня нет средств, — печально сказала Ева. — В таком случае мне надо сначала раздобыть какого-нибудь подходящего миллионера… а у меня ведь тут всего десять дней.
— Что касается Кати, она все-таки принадлежит к тому типу, которому следует жить на левом берегу.
— По-твоему, выходит, что престижнее жить на левом берегу? — подозрительно произнесла Ева.
— Престижнее… точно не знаю, — заметил Леннарт. — Кати интересуется красочными одеждами, людьми, старинными улицами и домами, атмосферой Парижа и прочим в этом же роде. Она интересуется книгами. Она наверняка могла бы целый день рыться в лавках букинистов и была бы абсолютно счастлива.
— Отчетливо понимаю, что Кати принадлежит к гораздо более утонченному типу, — сказала Ева. — Кати интересуется книгами и простыми тружениками, меж тем как я слежу за переменами моды на правом берегу и читаю газету «La Vie Parisienne»[61], не так ли?
— Давай не будем цепляться к словам, — предупредил Еву Леннарт.
— Позволю заметить, я купила книгу внизу, на Quai Malaquais[62]. А что купил ты? Я купила «Les fleurs du mal»[63] небезызвестного господина Бодлера.
— А ты уже что-нибудь прочитала из этого сборника?
У Евы был глубоко оскорбленный вид.
— Думаю, ты спятил! — ответила она. — Когда мне было читать? По-твоему, я должна была ночью бодрствовать и изучать господина Бодлера? Прошу заметить, что ночью я сплю, поэтому у меня такой свежий вид!
Вид у нее в самом деле был очень свежий.
— Послушаем, к какому типу относишься ты, Леннарт? — сказала я, переводя разговор на другую тему.
— Да, именно! — захотела узнать Ева. — Думаю, ты, пожалуй, просидишь в Notre Dame до тех пор, пока не настанет время ехать домой.
Леннарт навернул белокурый локон Евы на свой указательный палец и осторожно подергал.
— Я, должно быть, рассердил тебя, — сказал он. — Но я вовсе не собирался дразниться.
— Я хочу знать, какой тип ты, Леннарт! — воскликнула Ева. — Оставь в покое мои волосы! Скажи точно, что привело тебя в Париж?
56
Одно из самых значительных сооружений Парижа (фасад протяженностью 210 м), воздвигнуто на левом берегу Сены по эдикту короля Людовика XIV для ветеранов и инвалидов войн. Постройка была поручена архитектору Либералю Брюану (ок. 1635–1697). Закончена в 1676 г. В центре Собор инвалидов — творение великого французского зодчего Жюля Ардуэна Мансара (1646–1708). Сюда в 1840 г. перенесен прах Наполеона с острова Святой Елены. Сейчас гробница Наполеона — главная достопримечательность Дома инвалидов, где находится и Большой военный музей.
57
Первоначально — Королевский дворец. Возведен на месте старого замка в XVI–XIX вв. Архитектор Пьер Леско (1515–1578); скульптор Жан Гужон (ок. 1510–1566). Архитектор Клод Перро (ок. 1613–1688) создал восточный фасад Лувра со знаменитой колоннадой (1667–1673). Музей основан в эпоху Великой французской революции, национализировавшей королевские собрания искусств. В 1970-е гг. каталоги Лувра насчитывали свыше 20 000 номеров.
58
Знаменитый «Портрет Моны Лизы» (так называемая «Джоконда», ок. 1503) написан Леонардо да Вшгчи (1452–1519). Этот портрет — одно из главных живописных сокровищ Лувра, своеобразный символ эпохи Возрождения.
59
Мраморная скульптура Ники Самофракийской создана в III–II вв. до н. э., найдена в 1863 г. французскими археологами на острове Самотраки (Самофракия) на севере Эгейского моря.
60
Улица Риволи (фр.) — одна из самых длинных улиц Парижа на правом берегу Сены, тротуары ее северной части проходят под крытыми аркадами. На этой улице находятся магазины модной одежды, сувениров и т. п.
63
«Цветы зла» (фр.) — сборник стихотворений прекрасного французского поэта, предшественника французского символизма Шарля Бодлера (1821–1867).