Елена Котенко
Катилось яблочко
Глава 1
В подвальчике пахло сыростью, пылью и духами, которые грозили выесть Скромнику глаза. Он в очередной раз стёр ядовитые слезы со щёк, шмыгнул носом и поерзал, отчего гора разноцветных платьев под ним и вокруг него зашелестела. Гном замер, боясь развалить хрупкую конструкцию, состоящую из деревянных, наспех сбитых досок, разных вещей и множества коробок, забитых под крышку атрибутикой.
— Сергей Константинович Ромник, проходите, вас ожидают, — объявила миниатюрная девушка в костюме балерины с туго завязанными в пучок волосами, от чего у нее натягивался лоб, и лицо казалось вечно удивлённым. Она мило, но с ощущаемым безразличием, улыбнулась и прошла к лестнице.
«На этот раз все будет хорошо!» — уговаривал себя Скромник. — «Возможно, ювелир я действительно никудышный, но гармонист уж точно хороший»
— Здравствуйте, — пискнул гном, не справившись с голосом от нервов.
— Добрый день, прохо… — директор театра поднял на него глаза и изумленно замолк.
Скромник почувствовал, как начинает краснеть, что случалось с ним всегда при таком внимании. Он отчаянно попытался притупить стеснение и сконцентрироваться на своей цели, но щеки, все ещё мокрые от слез, продолжали наливаться сочным маковым цветом.
— Ну что же вы, юноша, стоите, присаживайтесь, — улыбнулся директор, блеснув глазами, и указал на высокое, оббитое красным бархатом кресло.
Скромник почувствовал себя вдвойне неловко: из-за того, что стоит столбом, и из-за того, что стул был высоким, и чтобы на него усесться гному — а точнее сто сорока пяти сантиметровому молодому человеку — пришлось бы подниматься на носочки. Чувствуя кожей каждый момент своего позора, Ромник перешёл кабинет и присел на краешек стула, надеясь потом подняться и сесть удобнее. Директор разулыбался ещё больше, и гномику совсем поплохело.
— Так-с, дорогой мой, по какому вы вопросу, напомните? — он сел за стол и повесил на нос золотистое пенсне, которое скорее оказалось бы у аристократа времен Николая Второго, чем у современного человека. Если, конечно, он не был директором театра и владельцем всего того барахла, на котором сидел Скромник в коридоре.
— В оркестр… играть на гармони.
— Сергей Константинович, вы что, плакали?
— Нет, я просто так, там, в коридоре… с непривычки… Запах сильный, глаза печёт…
— А я уже думал, вы расчувствовались от красоты нашего театра, — развёл руками отец этого великолепного помещения. Скромник может и поддакнул бы, если бы с рождения не обладал природной честностью. Всякая его ложь становилась видна сразу же на пунцовых щеках. — Так вы хотите играть на губной гармошке, правильно понимаю?
— Да, но… нет.
«Зачем я сказал «да», если имел в виду совсем другое?»
— Так да или нет?
— Нет, — Скромник глубоко вздохнул, чувствуя, как в груди в районе солнечного сплетения разрастается жгущий ком стыда. — На большой. Точнее, на обычной. Самой обычной.
— На аккордеоне получается? Свой инструмент есть?
— Н-нет и нет.
«Здесь гармошка называется аккордеоном, или он говорит о другом инструменте?» — мысленно застонал гном.
— В оркестре, стало быть, хотите сидеть?
— Да. Я могу быть позади всех, чтоб меня не было видно! Могу репетировать целый день, без выходных, правда!
— Это, конечно, все хорошо, но… — улыбка директора стала точно такой же, как у выбежавшей балерины. Актёр на сцене — актёр и в жизни, — …к сожалению, нашему оркестру не нужны народные инструменты, все-таки у нас современный театр. Но вот если бы вы хотели попробовать себя на сцене — это было бы шедеврально! Тролль в «Холодном сердце», Квазимодо из «Собора Парижской Богоматери», «Белоснежка и семь гномов», в конце концов!
Скромник схватился за подлокотники, боясь и упасть, и разрыдаться.
— Нет-нет-нет, я лучше на гармошке! Я умею, правда, на гармошке!
Отец всего театра вздохнул и сложил руки в замок.
— Тогда, боюсь, я ничем вам не могу помочь. Театру музыканты не требуются.
«Только клоуны», — добавился про себя Скромник.
Гном молча слез со стула.
— Спасибо за приём.
— Всегда пожалуйста, приходите ещё — только уже в актёры, — подмигнул директор, провожая его насмешливым взглядом.
Скромник вышел из кабинета и почувствовал, как на глазах наворачиваются слезы и на этот раз не от запаха. Снова отказ. Он услышал, как урчит живот, почувствовал покалывание в ладошках.
«Может, правда нужно было соглашаться? Попросил бы хотя бы аванс…» — подумал он.
«И сбежал в тот же день», — прошипел тайный внутренний голос. Скромник вздрогнул и открыл глаза. Такие мысли пугали гнома, особенно потому, что он не знал, где они могут скрываться в его голове и светлой душе.