— Товарищ капитан, разрешите доложить, сержант Ефимов, — группа местных жителей спрашивает разрешения поработать на винограднике до 17 часов…
— Пусть работают, и предупреди часового с первого поста, чтобы наблюдал.
— Так точно! Да, товарищ капитан, — Катька опять побежала на 25-ю заставу, кормить щенка.
Путь от базовой, 24-й, и до 25-й — горной, неблизкий, вниз, мимо столовой и склада, через парк, не культуры и отдыха, а тот, где стоят и обслуживаются боевые машины. А их в роте немало, только БМП-2 — больше десятка, плюс бэтээров с дюжину, работяга-КАМАЗ — «крокодил», трёхосный, настоящий пахарь, две водовозки, — водопровода на заставах не было, воду черпали вручную, и развозили по всем заставам.
Для Катьки это был обычный день, и начинался он, как всегда, — рано утром Сергей Богданов, повар 24-й заставы, накормит ее чем-нибудь вкусненьким, потом — облаять местных, из кишлака; пробегая через промоину, полакать холодной воды, взобраться по отвесным скалам на 25-ю заставу, поприветствовав радостным лаем часового Дымникова, покормить щенка и, не задерживаясь, лететь на 22-ю верхнюю, — там её ждал второй, а расстояние не шуточное, — до 22-й километров пять-шесть будет.
К вечернему разводу, Катька, уставшая, но довольная, вернулась на базовую заставу, жрать не хотелось, кормили на обеих заставах, и провожали, как в последний раз.
В субботу — обычная кутерьма, подготовка к выезду в дивизию, за почтой, сдать бельё в стирку, хлеб в пекарне получить, да и просто узнать последние новости. Пока Сашка Уляшов готовил боевую машину к выезду, Катька уже сидела на башне, и с нетерпением ждала выезда колонны. Колонна выдвинулась в сторону Кабула, машины ехали по долине, завораживая взгляд. Пыль выдавливалась из-под колёс и растекалась в стороны, как вода из-под киля корабля. Радость от происходящего переполняла Катьку, хотелось лаять на всю долину, но тишина, не только в эфире, заставляла быть поскромнее. На стене у ротного в канцелярии висел плакат: «Не болтай, враг подслушивает», — Катька по-своему понимала этот призыв, и потому не лаяла.
В езде на бэтээре, по-походному, есть свои прелести, — броня не жарит изнутри, ветерок, пусть и горячий, всё равно обдувает и приносит какое-то удовлетворение, да и смена пейзажа вносит свои коррективы в монотонное движение. Одной Катьке всё нипочём, — заняв любимое место — нос БМП, она считала себя рулевой и ведущей всей колонны, и только периодические удары в бок механика-водителя возвращали её в реальность, — знай своё место, главный на броне всё-таки Сашка Уляшов, и не торчи у него перед глазами.
Весь путь, от заставы до дивизии, любой механик-водитель восьмой роты мог бы проехать с закрытыми глазами, — промоины, воронки, узкие стены и повороты в кишлаке Паймунар, поворот возле инфекционного госпиталя, — всё такое знакомое, и даже пацанёнок-бача, лет пяти, выскочивший из открытой двери дувала, и на чистейшем русском языке прокричавший: «Командир, дай бакшиш…», — не испортит картины происходящего. Катька уже строила свои планы на предстоящий уик-энд по дивизионным подворотням, подружки и друзья у неё были везде. Первый привал возле прачечного комплекса, старшина Крапива — прикольная фамилия у нашего прапорщика, а солдаты за небольшой рост прозвали его Метр, — дал команду на выгрузку белья, а Катькин хвост уже мелькнул возле столовой батальона материального обеспечения. Ротный пошёл следом, вернее, в том же направлении, у него в батальоне друг служил, Юра Ярославский, главным комсомольцем, и Катька не раз сидела возле палатки — столовой ОБМО, в ожидании командира и сахарной косточки. В дивизии батальон в шутку называли — Батальоном материального обогащения, но это, скорее всего, от зависти, — личный состав постоянно ходил в колонны, часто обстреливался, были и потери, а от этого, естественно, постоянные наградные, регулярно отправляемые в Москву. А какой солдат к дембелю не мечтал получить медаль, или даже орден! Один из Катькиных щенков, возмужавший Боцман, давно ходил с бронёй в колонны и, видимо, об очередном обстреле и лёгкой контузии рассказывал Катьке.
В переживаниях, Катька и не заметила, как солнце, зацепившись за вершину Паймунарского хребта, покатилось по Десхабзской долине, видимо, в надежде догнать колонну восьмой роты, возвращающейся на заставу. Десхабзкая долина в переводе с местного означала «солнечная» и до войны вся была засеяна пшеницей, сейчас на ней были только отдельные островки виноградников, — население покидало зону боевых действий, уходя к дальним родственникам в другие провинции, оставляя пустующими кишлаки, землю обрабатывать стало некому…