Очевидно, что я оказался (да не прозвучит это странно) в теле некоего князя, и выяснил, что «я» — древнего рода, что предки мои были на этой земле ещё до основания Москвы. Не могу сказать, чтобы я уж совсем плохо чувствовал себя в этом «чужом» теле. но внезапно мне открылось, что я обладаю знаниями, навыками и словарным запасом значительно более высокими, чем мои нынешние «современники». Это тоже мне непременно ещё предстоит выяснить!
Теперь о Русляндии.
Вселенский преобразователь Яромир Третий установил иное летоисчисление, поэтому я абсолютно не мог понять, в каком же году я нахожусь. Согласно этой системе я проснулся в 7170 году от сотворения мира.
Русляндия была «разбита» на сорок губерний, и, хотя численность населения этих образований (как, впрочем, и площадь) были ничтожно малы, каждой управлял воевода.
Дружина или регулярное войско состояло из ста пятидесяти стражников, вооружённых пиками, саблями, бердышами. Каждая губерния имела на вооружении до десяти небольших пушек мелкого калибра.
Крестьяне в Русляндии были распределены среди знатных бояр и приписаны были к усадьбам, по месту жительства оных. Бояре платили царю подати или дань, причем в каждом случае государь сам устанавливал их размер.
В дружинники брали принудительно, но не всех, а лишь тех, кто был крепок, силён, высок (не менее десяти пядей, т. е. 178 см) и достиг возраста семнадцати лет.
Служили дружинники двадцать лет, а те, кто доживали, по окончании срока возвращались к своему барину.
Здесь я опять возвращаюсь к тому часу, когда я ждал и дождался возвращения дворецкого, которого отправляли к Государю. Приехал он ближе к ночи. Его звали Семён Ильич. Это был статный мужчина лет 45–50. он поведал, что известие о моём чудесном выздоровлении очень обрадовало Государя и он велел передать, чтобы я немедленно отправлялся на Москву и предстал пред его очи.
— Почему в Москву, а не в слободу?
— А потому, батюшка, что Государь ноне на Москве опять.
Егор просил меня поостеречься, потому что. Как он сказал:
— Государь дюже «нетрепелив», а потому резок зело. А ежели под горячу руку попасть, так и живота лишиться можно. — Но ежели что, так я сего не изрекал! — предупредил Егор.
Я его успокоил, сказав, что кроме меня, этих слов никто не узнает.
Поскольку в дорогу мне пришлось отправляться на ночь глядя, то, по совету Егора, отправил с нарочным письмо я к воеводе. А оказался им не кто иной, как мой сосед, князь Жегловский Степан Матвеевич. В письме я в очень деликатной форме просил прислать мне двадцать стражников для охраны моей персоны. Это посоветовал мне мой холоп Егор, по заявлению которого, «на той дороге беглые шалят», грабя, а иногда и убивая проезжающих.
Менее чем через час во двор прибыли пятнадцать конных стражников. Они привезли письмо от князя, где тот извинялся, что не может исполнить мою просьбу целиком, т. к. обстоятельства требуют присутствия остальных ратников на службе.
Я собрался в путь, надел новый дорогой шитый золотом кафтан, а поскольку на дворе уже стояла зима, то я надел подбитую тёмно-зелёным сукном шикарную соболью шубу и соболью шапку.
Сани были роскошны, хоть и невелики. В них впрягли двенадцать лошадей цугом, попарно. Ездовым был конюх Никита. Я тепло простился с матушкой, а Егор покрыл мне ноги меховой попоной. Я уже хотел было сказать, что мол, перекрестясь, мы тронулись в путь. Но дело обстояло иначе!
В моём рассказе я совсем упустил из виду вопрос религии. Как оказалось, мудрый Яромир Третий, введя новоопричнину, истребил всех монахов, священников, прочих служек, и сжёг все церкви и монастыри, мотивируя это тем, что они нахлебники, и без них только лучше жить станет!
Я не знаю, призвал ли он тем на себя Божий гнев, но только с ним вовсе ничего не приключилось… Соответственно, крестные знамения тоже были под запретом. Поэтому, не перекрестясь и не сотворив молитву, я отправился в неблизкий путь.
Глава III
Государь
«Лучше улыбка, чем возмущение»
Мы ехали всю ночь, два раза меняя лошадей, и примерно в 11 часов утра благополучно достигли Первопрестольной.