пролитая Им кровь не могли искупить мира. Воспаленная мысль инквизиторов изобрела такия пытки, такия казни, перед которыми смертная мука Христова могла показаться радостной и безболезненной кончиной. Этим они совершили величайший грех перед Истиной и перед матерью церковью: внеся соблазн и кровью жертв, часто жертв невинных, залив края белоснежной одежды непорочной Невесты Христовой. Не заветы Христа руководили ими, а завет диавольский: „Падающаго толкни", и они толкали падающаго греш ника в пламя костра.
Вспомним о том, что отлучение вместе с тем и мера воздействия, и о том, что в мельчайшей частице человеческаго естества, человеческаго духа и плоти добро борется со злом. И тогда нам станет ясным, что церковь, отлучая грешника, должна во имя добра постараться оберечь в нем все доброе, предохранить это доброе от зла, потому что оно еще не потеряно для церкви и „Бог не хочет смерти греш ника, но да обратится и живет", потому что он не перестал быть членом церкви, не уподобился язычникам, а стал только несовершенным членом ея. Посылавшие еретиков на костер видели доброе только в душе, о которой они и молились. Но ведь католическая церковь приемлет и душу и плоть, стре мится освятить всего человека. Почему же тогда не молиться и за плоть еретика, не стараться предотвратить для него телесныя последствия греха, хотя бы в пределах человеческих усилий, потому что благодать для него не действенна? И борясь со злом церковь воинствующая обязана бороться со злом и в мире необходимости, и в государстве, а не поощрять госу дарство к новому обнаружению дьявольских живущих в нем начал.
В истории инквизиции ярче всего встает перед
намя человеческое в недрах самой церкви, яд отравляющий отдельные ея члены. Но те же соображения применимы и к другим сторонам деятель ности видимой церкви, представители которой нередко обуреваемы были стремлением к насилию, принуждению и лукавству. Развитая выше католическая идея по существу своему глубока и неоспорима, но воплощается она в жизнь людьми и далеко не всегда благодатно.
Погружаясь в мир зла, дабы возродить его, пронизывая всю ткань человечества, т. е. избирая „второй", более длинный путь к идеалу, на каждом шагу, каждый момент встречаясь с противоборством зла, католическая идея невольно и неизбежно покрывается налетом зла и искаженно воспринимается самими ея носителями. Это все та же проблема святости видимой церкви, несмотря на грехи ея членов, истинности ея учения, несмотря на возможность в нем заблуждении, непогрешимости папы в делах веры и нравственно сти, несмотря на погрешимость его суждений — одним словом проблема видимости церкви при ея невидимости. Этих противоречий не устранить. Их можно преодолеть только верою в неосуществимость на земле единой видимой церкви или верой в ея осуществленность, т. е. в святую единую католическую и апостольскую церковь, видимая глава которой папа.
XII[30] Пастырствующая и правящая церковь. Проникновениея в жизнь. Проблема принуждения. Цензура. Инквизиция
Мы видели, что католическая церковь, как ка толическая или вселенская стремится охватить всю жизнь человечества во всех ея проявлениях. А по этому она должна включить в себя и государство.
Всякий получивший крещение уже по одному этому, входя в единство Христово, подчиняется папе, ста
новится его подданным. Во всех своих действиях он должен руководиться указаниями истинной церкви и ея главы, так как нет ничего религиозно и морально безразличнаго. Но в то же самое время христианин является членом другого, земного союза, в который входят и язычники и еретики, который ставит себе нерелигиозныя цели. Возможны ли, впрочем, такия цели, с точки зрения католика? — На этот вопрос ответ может быть только отрицательным. У христианина, у католика все цели должны быть религиозным и все его цели положительно или отрицательно религиозны. Следовательно, и государственный союз като личество может понять только религиозно.
Идеал католичества, идеал града Божьяго или церкви Христовой заключается в том, чтобы Бог был всяческим во всех, чтобы церковь Божия обяла все, включила в себя все. С точки зрения государ ственнаго бытия это идеал теократии, причем уже второстепенный вопрос, каковы будут формы Боговластия: будет ли государственными и общественными делами управлять клир, возглавляемый папою, или папа установит параллельно клиру другую, светскую иерархию. Возможно даже, что глава светской иерархии будет помазанником Божиим, но и в этом случае он должен быть подчиненным папе, как христианин и исполнитель Божьяго закона, толковать который может только папа, а власть духов ная не ограничивает себя в праве вмешательства во все дела государственныя и общественныя. Насколько неизменен теократический идеал, настолько же изменчивы формы, в которых он может выражаться, осуществляться и приближаться к осуществлению.