Марк всегда старался поступать как должно, то есть так, как учила римская мораль, римская культура, как требовали его римское сердце и римский рассудок. На пути к правильному, в его понимании, поступку никогда не вставали ни страх, ни корысть, ни желание понравиться окружающим. Доверяясь своему нравственному компасу, он шел прямиком к цели, не ведая компромиссов.
Действия Катона уже в детстве казались современникам столь нестандарт-ными, что те нередко терялись и уступали ему. Защищая слабых, он заставлял подчиняться себе сильных. В тот век римляне уже не всегда стремились к спра-ведливости, но само представление о справедливости еще не утратили, поэтому, когда Катон поступал в строгом соответствии с этим главным общественным законом, опираясь на шестисотлетний опыт римского народа, мало кто осмеливался открыто возражать ему. Он имел как бы формальный авторитет и ему часто предоставляли роль вожака в официальных мероприятиях.
Римское государство уделяло серьезное внимание организации досуга де-тей. Их объединяли в различные коллегии, для них устраивались спортивные состязания, игры в судебные процессы и сенатские заседания, даже застолья и многое другое. Все это имело целью с ранних лет приобщить их к истинно римскому образу жизни.
Именно в таких начинаниях товарищи и предоставляли лидерство Катону. Однажды они даже оспорили решение Суллы, руководившего подготовкой отрядов подростков к конным соревнованиям, который намеревался назначить предводителями сыновей своих друзей. Мальчишки настояли на том, чтобы одним из отрядов командовал Марк.
Так что Сулла знал Катона задолго до столкновения на форуме и, может быть, поэтому в том случае избрал пассивную тактику. Этот человек отлично разбирался в людях и сразу разглядел в неловком мальчике неукротимый дух. Чтобы расположить к себе детей, Сулла не только согласился назначить Катона одним из вожаков в публичном мероприятии, но и в дальнейшем оказывал ему почет. Марк со своим учителем неоднократно приходил на утренние приветствия к диктатору. Однако даже Сулла не смог в полной мере разобраться в нем, даже он недооценил его.
В доме диктатора Катон увидел, как творилась политика. Это было время проскрипций. В приемной толпились стенающие в отчаянии посетители, из таб-лина выводили изнуренных допрашиваемых, а входили туда ненавистные народу организаторы казней, прямо в атрий врывались забрызганные кровью центурионы с докладом об очередном убийстве, и отсюда же отбывали для свершения новых преступлений. Марку было тринадцать лет, поэтому, столкнувшись со злом, он не долго раздумывал о его истоках и быстро решил, кто злодей. Выйдя из страшного дома, подросток с присущей ему прямотою спросил Сарпедона, почему никто не убьет Суллу. Учитель, привыкший к самым неожиданным вопросам, ответил, что его боятся еще сильнее, чем ненавидят. Марк некоторое время напряженно молчал, а потом выпятил нижнюю губу и сказал: "Тогда я сам убью его и вызволю Отечество из рабства". Тут уже учитель не смог сохранить невозмутимость и силой увел мальчика домой. С тех пор Сарпедон тщательно следил за своим воспи-танником и лишний раз в гости его не водил.
Однако чаще Катон страдал от своей принципиальности и правильности, нежели добивался за счет этих качеств успеха. Но это не могло изменить его. Он оставался верен избранной точке зрения, даже когда все остальные были против. Если же он не мог составить определенное мнение по какому-либо вопросу, то вообще отказывался от высказываний, не отвергая, но и не принимая чужое предложение.
Ему было три или четыре года, когда Ливий Друз выступил со своими законопроектами. В борьбе со столичной олигархией народному трибуну помогала италийская знать, потому его дом часто посещали политические деятели со всей страны. И вот однажды видный италик Помпедий Силон, не застав Друза, решил подождать хозяина, а время провести в игре с детьми. Для начала он стал рассказывать им о себе и объяснять, какая причина привела его в их дом. Цепион был очень польщен вниманием солидного взрослого человека и всячески старался ему угодить, а Катон молча исподлобья наблюдал за гостем: он еще не разобрался, хороший перед ним человек или плохой, потому не выказывал ни симпатии, ни вражды.
- Вот такое у меня дело к вашему дяде, - закончил рассказ Помпедий. За-тем, довольный впечатлением, произведенным на старшего мальчика, который казался ему более смышленым, он, сделав серьезное лицо, попросил его походатайствовать за италиков перед Ливием Друзом.