"А как нам тебя похоронить?" - спросил Сократа один из его собеседников. Сократ высмеял нерадивого ученика, который так и не понял, что хоронить он будет лишь тело философа, но никак не его самого. Однако для Катона этот вопрос не был праздным. С римским почитанием мертвых он не мог не сожалеть о том, что его прах останется в Африке. С горечью подумав об этом, Марк представил себе Рим с его холмами, храмами, трущобами и почти круглосуточным гамом на площадях и улицах. "Более всего в Риме умирают от невозможности выспаться из-за шума", - писал позднее Сенека. Катона тоже раздражал нескончаемый гвалт простолюдинов и праздной аристократической молодежи, однако в тот момент он готов был отдать половину жизни, если бы она у него была, за то, чтобы на несколько мгновений окунуться в суету форума. Воспоминание о родине оказалось настолько острым, что сердце защемило, как от раны, и Марк снова взялся за трактат Платона, прибегнув к нему как к самому действенному средству для ус-покоения души.
На одном дыхании Катон еще раз перечитал книгу.
"Таков был конец нашего друга, человека - мы вправе это сказать - самого лучшего из всех, кого нам довелось узнать на нашем веку, да и вообще самого разумного и самого справедливого", - дочитал он и положил свиток на полку. Там же лежали еще с полсотни его любимых книг, путешествовавших с ним по миру. Он с сожалением посмотрел на них, провел рукою по полке и решительно погасил светильник.
Очень скоро по всему дому уже раздавался его храп, возвещая о победе стоического духа над земными страстями.
Около полуночи Катон проснулся и позвал двух вольноотпущенников, которые, получив свободу, добровольно остались при нем. Одного он послал к морю, чтобы узнать, все ли, кто хотел, отплыли, а другому дал перевязать руку, распухшую от удара, нанесенного слуге. Все в доме всполошились от радости, полагая, что Катон решил остаться в живых. Однако никого более Марк к себе не впускал. Он в одиночестве дожидался возвращения из порта своего посланца. Вернувшись, тот сообщил, что на корабль вот-вот взойдет последний путник, все будто бы нормально, только ветер начал крепчать. Марк представил себе море, ночь, ветер и поиски судьбы во тьме неведомого будущего. У него вырвался тяжелый вздох о тех, кто вынужден продолжать свой путь и заботиться о завтрашнем дне. Как много завтра отнимает у сегодня! Насколько ярче видится мир настоящего, когда нет будущего! Мы жаждем будущего, как будто оно соткано из особых нитей времени, и ткем свою жизнь наспех, надеясь, что судьба вот-вот преподнесет нам в дар золотую нить, которая украсит полотно жизни незабываемым узором, и ждем чуда, пока нить не оборвется...
- Нет, Бут, ты знаешь, я не люблю незавершенности, - обратился Катон к вольноотпущеннику, - прошу тебя, еще разок сходи в порт и дождись, когда эвакуация полностью закончится. Тогда сообщи мне. Но даром времени не теряй, я буду ждать.
Бут ушел, а Катон продолжал сидеть в ночной тишине, как никогда объемной и многозначной. Эта тишина для него была наполнена хором голосов, словно необозримый Космос уже вел с ним беззвучный диалог о вечности.
Вдруг звонкое безмолвие пронзил крик петуха. Жизнь ворвалась под ночной полог смерти и всколыхнула душу Катона. "В последний раз... - подумал Марк, - в последний раз я слышу этого предвестника утра".
"В последний раз..." - самые страшные слова для всего живого, поскольку означают остановку, тогда как сама жизнь - движенье. Однако для каждого человека все привычное когда-нибудь происходит в последний раз, более того, вообще все, что происходит, происходит в первый и последний раз, и смерть овладевает живым организмом постепенно, мгновенье за мгновеньем. Когда же приходит пора испустить последний вздох, чаша жизни оказывается уже пустой, лишь на самом дне слезою блестит ее последняя капля.
Все это было известно стоикам. В течение многих лет они упражнялись в подобных рассуждениях, чтобы не потерять равновесие в тот час, когда земля уйдет у них из-под ног, а небо еще не откроет им свои врата.
В последний раз... Катон подумал, что через несколько часов наступит утро, на первый взгляд такое, как и другие, только его самого уже не будет, взойдет солнце, только он его не увидит. Крик петуха замутил его душу, поднял в ней осадок нереализованных жизненных сил, и в своем круговороте они одурманили его разум. Стоит ему на мгновенье перестать быть Катоном, изменить принятое решение или хотя бы отложить его, и он... увидит утро и зеленую траву...