- Я должен был ответить ему, - перебивая похвалы товарищей, сказал он, - что я буду помехой таким тиранам, как он, не в стремлении добровольно отказаться от власти, а - в намерении захватить власть. Я уже не смогу уничтожить Суллу, но зато я не допущу появления новых Сулл.
С этими словами он победоносно посмотрел на друзей, но тут же его лицо вновь исказилось досадой.
- Эх, почему я не смог сказать этого сразу! Опять меня подвела медлительность! - воскликнул он чуть ли не в отчаянии.
- Да брось ты переживать, Катон! Ты проявил себя настоящим героем, и, если бы тебя сейчас видел твой прадед, он, наверняка, подтвердил бы нашу оценку, - утешил его старший из товарищей под одобрительные возгласы всех остальных.
- Ладно, я все скажу ему завтра, когда он выползет из своей норы! - не унимался тщедушный сокрушитель тиранов.
- Ну, это вряд ли! - выкрикнул кто-то из толпы осмелевших зевак. - После такой взбучки он выйдет в город не иначе как под охраной сотни своих гладиаторов! Теперь к нему запросто уже не подойдешь!
Марк Порций Катон, прозванный впоследствии Катоном Младшим, происходил из знатного и богатого плебейского рода. И знатность, и богатство Порциям добыл Катон Старший - человек, собственными заслугами выдвинувшийся из среды всадничества в первые ряды нобилитета и задававший тон в римском государстве в эпоху освоения Римом Средиземноморья, последовавшего за победой во Второй Пунической войне. Юный Катон, предпринявший отчаянно-смелое нападение на Корнелия Суллу, приходился правнуком знаменитому Катону, некогда враждовавшему с другим Корнелием - Сципионом. Старшему Катону судьба не дала родовитости и влиятельных родственников, заставив его самостоятельно пробивать дорогу в большую жизнь, а Младшего она уже не могла лишить славы предков, но зато отняла у него обоих родителей, когда он был еще младенцем. Рос и воспитывался Катон в доме дяди по материнской линии Ливия Друза вместе с сестрами Порцией, Сервилией и братом Квинтом Сервилием Цепионом. Сервилия и Цепион были детьми его матери Ливии от первого брака.
Марк Ливий Друз по духу был римлянином времен войны с Ганнибалом, который по прихоти судьбы родился на сто лет позже своего времени. Его честность, прямота и здоровый гражданский потенциал заслуживали лучшей участи, но ему пришлось заниматься государственной деятельностью в период кризиса Римской республики, когда политика представляла собою хаос идей и поступков, водоворот встречных течений, когда лучшие побуждения могли привести к худшему результату, а расчетливая жестокость порою оборачивалась благом. В то время общество состояло из групп и личностей с противоположным мировоззрением и взаимоисключающими интересами, столкновения между которыми то и дело приводили к вспышкам гражданских распрей. Все оценки были субъективны и определялись не достоинствами действующего лица, а мерой испорченности оценивающих.
В тумане искаженной нравственности, опустившемся на римский форум, всевозможные проходимцы успешно выдавали себя за героев и ревнителей на-родного блага, оттесняя с переднего рубежа истинных патриотов.
Вступая на политическое поприще в должности народного трибуна, Ливий Друз не внес коррективы в свою программу, которые учитывали бы конкретную ситуацию в обществе, а руководствовался исключительно пользой государства, тогда как эта суммарная польза для всей страны в целом уже не воспринималась в качестве таковой отдельными категориями населения.
Тридцать лет назад отец Друза, также будучи народным трибуном, являл собою отвратительный образец политического лавирования, лицемерия и демагогии, борясь с движением Гракхов. Но настолько все перепуталось в Риме, что сын оказался полной противоположностью отцу как по характеру, так и по идеологическим взглядам. Он предложил меры, действительно способные добавить сил одряхлевшей Республике, причем меры, давно назревшие. Основной его законопроект должен был уравнять в правах жителей Рима и Италии, каковые уже много веков на равных служили общему государству, но неравно получали от него. Сотни тысяч италийцев, влившись в ряды граждан, могли оздоровить римский народ, большей частью состоявший тогда из деградировавшей массы столичного плебса, испорченного паразитическим образом жизни. Другие его предложения были призваны обуздать алчность всаднического сословия и сбить спесь с сенаторов. В сложившейся обстановке сенаторы приветствовали меры, направленные против всадников, всадники одобряли ограничение привилегий сенаторов, а плебс на ура принимал и то, и другое. Однако весь комплекс законопроектов Друза не устраивал ни первых, ни вторых, ни третьих. Он находил поддержку только у нескольких десятков сенаторов патриотического толка, которые обладали способностью смотреть на события поверх узкокорыстных интересов. Основная же масса римлян за малым не видела большого, потому у Друза объявилось столько врагов, что он не выходил из дома и занимался государственными делами в полутемном таблине. Сознание правоты и значительности своего дела давало ему силы противостоять злобе и ненависти противников, и он не терял бодрости духа в самой сложной политической обстановке. Его атрий постепенно стал курией для всех прогрессивных сил Италии. Неравенство сил компенсировалось героическим порывом горстки больших людей, и, несмотря на жестокое противодействие, единомышленники Друза имели шансы на успех, которого могли достичь, если бы сумели организовать и сплотить массы италийцев. Но все оборвалось с гибелью Марка Ливия Друза, заколотого в собственном доме подосланным убийцей. В тот год олигархия таким способом одержала победу, но уже в следующем году запла-тила за нее войною с восставшей Италией.