Что-то подобное случилось, но не все сателлиты отделились от метрополии, в которой на фоне угрозы всеобщего развала временно прекратили ломать копья и признали Ричарда принцем звезды Хезе.
Новоизбранному принцу присягнул космофлот под командованием Лорда Ньюкасла – пэра Старой Англии, прежнего друга и соратника усопшего короля Вильгельма. А это уже был довольно весомый аргумент в борьбе за трон императора.
Ричард долго не раздумывал и тут же приказал начать восстанавливать порядок в уже отделившихся системах. Прерогатива их возвращения под лоно метрополии принца не волновала, и он пустил адмирала Ньюкасла в свободное плавание, благосклонно дозволив самому решать, каких отбившихся овец следует вернуть стаду в первую голову.
Получив неограниченную свободу действий, адмирал собрал совещание своего штаба на флагмане флота линкоре «Честерфилд». На этом совещании была выработана основная стратегия предстоящей военной компании, начать которую надлежало с системы Кастор, представляющей по сведениям разведки наибольшую угрозу с точки зрения имеющейся там боевой мощи..
Глава 4.
Жизнь на космической станции казалась Никите невыносимо скучной и до омерзения однообразной.
Он вместе с другими офицерами нес вахты, а в свободное от вахт время тупо выполнял распоряжения полковника Крикси, носившего прозвище Мистер Устав. Когда же молодой человек оставался один, то от тоски просто хотелось выть. Стараясь спастись от одиночества, он подключал свой встроенный нейрорецепторный порт к компьютеру и убегал в виртуальный мир, где сражался, занимался любовью, путешествовал по вселенной, короче говоря – жил полноценной жизнью. Но жизнью не естественной, а потому с каждым подключением постылевшей все больше.
Конечно же, он шел на контакт, пытаясь подружиться с немногочисленным экипажем станции, состоящим из семи человек, не считая троих пилотов базирующегося на орбите челнока. Но люди, окружающие его, уже настолько осточертели друг другу за годы службы в замкнутом пространстве «Медузы», что порой вели себя совсем неадекватно и особого желания к сближению не проявляли.
Некое разнообразие вносили транспорты с каторжанами, приходившие не реже одного раза в месяц. Они шлюзовались к станции, перебрасывали партии заключенных на орбитальный челнок, у экипажа которого сразу начиналась горячая пора.
Полковник Крикси в такие дни сразу менялся, превращаясь в вершителя дальнейших судеб, по сути, обреченных людей, ибо глубоко больная планета имела не более четырех десятков пригодных для жизни участков суши. За эти участки внизу шла непрекращающаяся война, сопровождаемая болезнями, эпидемиями и голодом. И полковник мог запросто бросить находящихся в неведении каторжан в самое пекло этой войны, а мог выбрать малозаселенный квадрат, который, как правило, или не имел плодородных, богатых ресурсами земель или находился в опасной близости от зараженной зоны.
Именно от Крикси зависела дальнейшая жизнь каторжан и сей факт не мог не оставить отпечатка на психике в сущности незлобивого человека, наделенного полномочиями по своему усмотрению распоряжаться заселением Земли. Полковник здорово переживал за каждое этапирование: это было видно невооруженным взглядом, но топил свою совесть самоубеждением, что отправляет на жалкое существование отъявленных злоумышленников, снискавших такое наказание своей прежней жизнью.
Всякий раз, после завершения этапирования, Мистер Устав ходил сам не свой. А однажды даже заперся у себя в кабинете и пару дней пил горькую, оставив вместо себя своего официального зама Жересса – угрюмого, немногословного офицера.
В своей прошлой жизни Жересс являлся командиром космического линкора и был разжалован за невыполнение приказа командования. Какого рода приказ не выполнил бывший каперанг – Никита толком не знал, но со слов вестового Санчеса выходило, что Жересс отказался бомбить планету, заселенную Чужими. Юноша устыдился, что позволил себе стать невольным собирателем сплетен, а посему при первом удобном случае, который как раз пришелся на время кратковременного запоя Крикси, обратился к майору напрямую:
– Так случилось, сударь, что я проявил непозволительное любопытство касательно вашего прошлого и теперь мне известна ваша печальная, но в то же время благородная история. Посему хочу выразить вам свой респект и почтение.
Майор, заслышав сантименты в свой адрес, не выразил никаких эмоций, а лишь спокойно произнес: