И все началось со стрижки моей сестры.
Если бы милые барышни знали, кто скрывается за очкастой туристкой в специально купленном дешевом купальнике… но я и добивалась того, чтобы меня никто не узнал. В отелях моего уровня я постоянно натыкалась на собственных же клиентов со всех концов нашей маленькой планеты. Их было не обмануть ни очками на пол-лица, ни бесформенной туникой.
Но в широких кругах имя мое было известно, облик — нет. И никто лучше меня не умел маскироваться.
— О-о, смотри, Юлия Гуревич! Боже, она совершенна! Икона стиля!
— Да на ней, наверное, одни трусы стоят больше, чем вся эта дыра, где мы остановились…
Слава богу, что это они о журнале, подумала я. Меня здесь нет и не будет еще пять дней. Я — обычная уставшая тетка, весь год копившая на эти якобы «четыре звезды». По крайней мере, здесь вкусно кормят.
— Прикинь? Гуревич под пятьдесят! А эта… ушла уже? Не дай бог мне так в ее возрасте обабиться…
Куда ты денешься, подумала я, вступая в прохладный холл.
Отель был трехэтажный, лифтов не было. Говоря откровенно, когда-то он был уровневой «пятеркой», в свое время здесь останавливались и шейхи, снимая целый этаж, но время пообтесало стены, сморило мебель. Что-то заменили, что-то ждало своей очереди. Я поднималась по лестнице, ощущая, как странно трясутся ноги.
Что?..
Стены покачнулись. Я схватилась за перила, судорожно вспоминая, как крикнуть врача. Мне всего сорок девять, слишком…
Внезапно не стало крыши. Яркое солнце ворвалось через просвет и больно полоснуло меня по глазам. Я зажмурилась. Лестница зашаталась, я вцепилась в перила, не понимая, куда бежать.
Я слышала крики — испуга, боли, отчаяния. Рушившийся мир был беззвучен — он швырял куски белого камня передо мной, за моей спиной, заметал все вокруг белой крошкой. Я заставила себя обернуться, кинуться вниз — пролет по дрожащей лестнице, площадка, бывшая стена. Доли секунды, прошли какие-то доли секунды… ноги несли меня за пределы этого ада.
Земля разошлась в нескольких метрах передо мной. Сперва узкая трещина, она становилась все шире, полметра, метр, с треском — наконец я услышала новый звук, лестница подломилась, и у меня не было больше опоры, кроме ступенек, висящих в воздухе. В белой крошке вертелся мир, я закрыла глаза, набрала в грудь воздуха. Я почувствовала, что куда-то лечу, бесконечно долго, на белый свет, яркий… солнце? Я снова смотрю на солнце?..
Стало тихо. Не было криков. Все замерло, ожидая конца. Я выдохнула, открыла глаза и ничего не увидела, кроме слепящего света, и не почувствовала ничего, кроме парализующего холода.
Раздалась быстрая барабанная дробь. Мне в ноздри ударил запах — кожи, лошадей и металла. Крови? Я сморгнула, потрясла головой. Тело стягивало странной одеждой, мне было жарко и холодно одновременно, и не успела я это понять, как в лицо мне швырнуло пригоршню снега, а следом ушли остатки тепла и кровь моя застыла в венах.
Я утерла лицо рукавом. Откуда на мне одежда? Свет исчез, проступили контуры впереди — невысокие здания, серое небо, площадь, безъязыкая толпа, посредине площади — помост, люди с одной стороны его и с другой, и что-то, напоминающее футбольные ворота, на этом помосте, и несколько болтающихся веревок с петлями на конце.
— За такие злодеяния — повесить! — разобрала я. Один из людей, стоящих на помосте справа, сомлел. На людей слева начали надевать белые колпаки.
— Пойдем, ваше сиятельство, — услышала я, и кто-то потянул меня за рукав. — Пойдем. Посмотрели — и будет.
Я опустила взгляд на свои руки. Перчатки, перстни с крупными камнями, ложится снег и не тает, мелкие звездочки, кажется, каждую можно разглядеть, сохранить.
Я должна быть под жарким солнцем, заваленная обломками.
Сильная рука потащила меня с места казни прочь.
Глава вторая
Все было слишком реальным, чтобы происходить не наяву. Мне было холодно и неудобно, я с трудом сдерживалась, чтобы не заорать на женщину, идущую рядом со мной: высокая, крепкая как гренадер, она не то охраняла меня, не то за мной следила. Она куталась в подобие старинной поношенной шубы, а я тряслась от пронизывающего ветра в короткой курточке, путалась в длинной юбке и сметала подолом мешанину из глины и снега.
На меня не смотрели. Моя спутница локтями расталкивала людей и ругалась. Я шла следом за ней и опускала голову — не от страха или стыда, от холода. Если я умерла и это ад, то самое подходящее для меня место: не котел, а промозглая сырость. Я от нее умру во второй раз.