— Холодно, — заметила я, оглядываясь. — Прикажи принести что-нибудь, чтобы согреться. Или пусть затопят камин?
В комнате его не было и в помине.
— Угли разве, — пожала плечами женщина. — Да и не холодно, ваше сиятельство, ранняя осень.
Ранняя осень? У меня волосы зашевелились. Если это осень, что будет зимой? Если сентябрь здесь свирепее, чем привычный мне январь, что ждет меня на северных островах?
К черту, подумала я, разглядывая красивую, но холодную и неудобную одежду. Я даже не стану ждать. Соберу все, что есть у меня из украшений, переоденусь так, чтобы не околеть, и сегодня же ночью уеду. Кто бы ни была эта графиня, вероятно, юная влюбленная дурочка, я не собираюсь ни уходить с дороги отца прямиком на тот свет, ни дохнуть как пропойца в сугробе.
Женщина подошла, начала разбирать одежду. Я стянула с пальцев перстни, перчатки, положила все на бюро. Платья, платья… тоже немало стоят, но у меня нет времени их продавать, и тащить с собой бесполезное барахло нет никакого желания. Вон в той шкатулке наверняка есть еще побрякушки. Дом богатый, граф влиятелен, непохоже, чтобы здесь все было сотни раз перезаложено.
— Стой, — бросила я. — Оставь это все. Скажи, где теплая одежда?
Женщина выпрямилась. В комнате стоял полумрак — неприятный, какой-то дрожащий, но я рассмотрела на ее лице и морщины, и шрамы как от ожогов.
— Теплая, ваше сиятельство? — не поняла она. — Шубу разве вам принести? Так не зима же.
Шуба, шуба… Завернуться если в нее и сидеть в ожидании то ли чудес, то ли смерти. Неудобная, тяжелая вещь. А еще недавно была мечтой сотен тысяч женщин.
— Теплые платья. Закрытые полностью, как твое. Шерстяные… панталоны, что-нибудь, — сказала я. — Не эти бесполезные кружева, — я ткнула пальцем в ворох шелков и бархата.
— Вы же не баба, ваше сиятельство. Откуда у вас такое?
— Отлично. У тебя это все есть? Неси и можешь забрать себе эти тряпки. Ты выгодно их продашь.
Она бросила на кровать воздушное платье, покачала головой, пошла было к двери, но остановилась и обернулась.
— Что вы задумали, ваше сиятельство?
— Не твое дело, — оборвала я. — Ничего не задумала, отец отсылает меня вслед за мужем. Не хочу умереть от холода, вот и все.
— Бежать решили? — с ухмылкой выдохнула она, и я насмешливо скривилась. Она знала графиню намного лучше, чем я хоть кого в этом мире, а у этой женщины я даже имя не могла напрямую спросить. — Дело доброе, Аглая Платоновна, — неожиданно тихо согласилась она. — Ни к чему вам гибнуть в том краю. Не вас его императорское величество отправил на смерть. Только не выйдет у вас и я вам не помогу. Без паспорта вы далеко не уедете, а на корабль не сядете так тем паче…
— Так принеси паспорт, — ровно ответила я, изо всех сил сдерживая радость от неожиданной поддержки. — Я заплачу тебе, хорошо заплачу.
— Вам паспорт только его сиятельство испросить может, — женщина нахмурилась, — или ваш муж. Но у него, пока он просить что-то может, осталось всего несколько часов. После казни он уже ничего вам не даст. Лишенный прав состояния разве что не господский человек, а в остальном…
Я вспомнила слова отца. Моего мужа лишат всех прав состояния — и это значит, что он потеряет часть гражданских свобод или как это правильно называется, а я перейду под опеку отца, останусь я в браке или приму ту милость от местной церкви. Или тоже есть нюансы?..
— Сколько будут делать мой паспорт? — Женщина непонимающе наклонила голову. — Дура. Сколько времени нужно, чтобы я получила паспорт?
— Не знаю, Аглая Платоновна. Мы люди господские, нам паспорта не положены.
Она еще и крепостная. Казни, заговоры, ссылки, люди-вещи. И я практически вещь с бессмысленным титулом. Кто считает эти века прекрасно-утраченными? Из-за этих вот поганых шелковых тряпок?
— Неси мне свою теплую одежду, — скомандовала я. — Смотри не попадись никому с ней. Поужинаем и отправимся в тюрьму.
Господи, глупо, как в средневековом любовном романе. И смешно, как в итальянской комедии — сперва поесть.
Глава третья
Женщина ушла, оставив меня в одиночестве. Я несколько секунд постояла в трепещущей полутьме и решительно протянула руку к шкатулке.
Я оказалась права: мятежная графиня Аглая Дитрих, была она любимицей отца или нет, по крайней мере, не дрожала над каждой копейкой. Я насчитала с дюжину колец, несколько браслетов, множество заколок, серег, все это из золота, с драгоценными камнями, и, насколько я понимала, это были цацки «на каждый день». Дурочка жила богато, тепло и сыто и как-то нелепо своротила свою жизнь ко всем чертям из-за неверного выбора.