— Помогите, святой отец.
— Порекомендую вам нашего прихожанина Иоганна Вебера, владельца аптеки. Он связан с одним иностранным шкипером, кажется голландцем. У них какие-то общие торговые дела. Поговорите с Иоганном.
Когда Беньовский выходил от ксёндза, над городом нависли холодные сырые сумерки. Дворники зажигали керосиновые фонари.
Морис Август решил не откладывать до утра визит к аптекарю и отправился на его поиски. Аптека Иоганна Вебера находилась на Садовой улице, невдалеке от Гостиного двора, и найти её не составляло большого труда.
Вебер, изысканно одетый, в очках с золотой оправой, напоминал скорее профессора, чем аптекаря. Встретил он Беньовского с обворожительной улыбкой.
— Что вам угодно?
— Мне угодно иметь с вами, герр Вебер, небольшой конфиденц, — сказал Беньовский по-немецки. В аптеке ещё находились два провизора. Они расставляли по полкам банки с аптекарскими снадобьями.
— Прошу, — сказал Вебер, открывая дверь во внутреннее помещение и пропуская гостя вперёд. — Вам, очевидно, нужно лекарство против дурной болезни? Есть ртутные притирания французского производства. Эффективное средство. Знатные вельможи пользуются, — щебетал аптекарь.
— В этом не нуждаюсь.
— Тогда не угодно ли снадобье от мужской немощи? Тоже пользуется успехом.
— И в этом не нуждаюсь. Я к вам по рекомендации отца Максимилиана.
— О, отец Максимилиан... Мой земляк и большой друг. Ради него готов всё сделать.
— Прошу вас помочь мне ради вашего земляка и друга. Вам известен некий голландский шкипер?
— Ах, вот вы о чём? Шхуна ван ден Боша ещё стоит на Неве. Но в скором времени покидает Петербург.
— Когда именно?
— Полагаю, дня через два. Отчаянная голова этот Бош.
— Отчаянная? Это хорошо.
— Привозит мне кое-какую мелочишку. Французские духи, женскую помаду, ценные лекарства. Я постоянный его покупатель. На этой почве у нас со шкипером старая дружба. Он нужен вам по этой части?
— Совсем не по этой. Я не собираюсь заказывать ему женскую помаду и ртутные притирки от дурной болезни. Я бы хотел с помощью этого шкипера...
Беньовский не договорил, а сделал красноречивый жест. Вебер догадался, что хотел этим сказать посетитель, и произнёс шёпотом:
— Вы хотите покинуть Россию тайно?
— Вот именно. Я не в ладах с законом.
— По какой статье, позвольте полюбопытствовать?
— Я сторонник свергнутого и убиенного императора Петра, — соврал Беньовский.
— О, бедный, бедный Петер... Я вас понимаю. Бош может вам помочь. Но предупреждаю, этот малый прижимистый и любит деньгу. Он запросит с вас немалый куш. Вы богаты?
— Некоторой суммой располагаю. И ещё продам ювелиру вот этот перстень.
— А зачем ювелиру? Продайте мне. Покажите-ка...
Аптекарь пристально разглядывал перстень с крупным изумрудом, потом достал из ящика стола увеличительное стекло и снова стал разглядывать.
— О, это отличный перстень. Я дам вам хорошую цену.
Иоганн Вебер действительно дал Беньовскому за его семейную драгоценность хорошую цену.
— Надеюсь, этих денег мне хватит, чтобы ублажить вашего шкипера. Где я его найду? — спросил Морис.
— Шхуна «Орания» стоит на якоре на Неве у впадения Мойки.
— Могу я сослаться на вашу рекомендацию?
— Ради Бога.
Ранним утром Беньовский отправился отыскивать голландского шкипера. Винблад хотел было сопровождать Мориса, но тот остановил его:
— Оставайтесь дома, дорогой Адольф, и залечивайте свои ушибы. Я возьму на себя миссию переговоров.
Беньовский свернул с Садовой на Вознесенский проспект, миновал мост через Екатерининский канал, Вознесенскую церковь, Мойку и вышел на набережную Невы. Река была величественна, широка и могуча. Над ней высился, отражаясь в воде, золотистый шпиль Петропавловской крепости. Вдоль набережных тянулись фасады роскошных особняков сановной знати. Но всех затмевал Зимний дворец, царская резиденция, возведённая ещё при императрице Елизавете знаменитым зодчим Растрелли[24]. На другой берег реки был перекинут наплавной мост на баржах. Постоянного моста через Неву в ту пору ещё не было. На берегу шли строительные работы, громоздились груды камня. Нева одевалась в гранит.
Морис Август остановился у Невы, вглядываясь в панораму Петропавловской крепости, окаймлённой мрачными гранитными стенами-казематами.
«Говорят, крепость служит теперь тюрьмой для опасных политических преступников», — подумал Беньовский и поёжился, ощущая неприятный холодок в спине.
24