Шхуну «Орания» он отыскал в конце Английской набережной. Шла погрузка. Трюмы шхуны загружались тяжёлыми тюками с русским льном. По палубе расхаживал и покрикивал на грузчиков рослый бородатый человек в кожаной куртке и вязаном колпаке. Беньовский сперва решил, что это и есть ван ден Бош. Но это оказался лишь боцман. Он выслушал Беньовского и провёл его в каюту-салон, где шкипер угощал голландским джином двух русских купцов, поставщиков льна. Шла застольная деловая беседа.
— Какой-то человек спрашивает вас, господин шкипер. Говорит, по делу, — доложил боцман.
— Я бы хотел потом, не буду мешать вам, — отговорился Беньовский, не входя в каюту.
Ждать, пока шкипер освободится и проводит гостей, пришлось долго. Беньовский в ожидании прохаживался по палубе. Мимо него гуськом сновали оборванные грузчики-лапотники, согнувшиеся под тяжестью огромных тюков. Раздавалась хриплая ругань боцмана на какой-то невообразимой смеси всех известных ему европейских языков. Наконец из каюты шкипера вышли нетвёрдой походкой, покачиваясь, купцы. За ними показался и сам ван ден Бош, приглашая Беньовского войти.
Морис вошёл в каюту-салон, не слишком опрятную. На столе ещё сохранились следы попойки, пустые стаканы, посуда с остатками еды. Однако сам шкипер выглядел трезвым, хотя и раскрасневшимся.
— Хотите джина? — предложил он.
— Нет, увольте. Я хотел бы сразу перейти к делу.
— К делу так к делу. Люблю деловых людей. А кто вы, собственно говоря, такой?
Беньовский назвал фамилию казанского приказчика, которая ни о чём, впрочем, не говорила голландцу.
— Я бы хотел, господин Бош, с вашей помощью тайно покинуть эту страну. И не один. Со мной товарищ.
— Гм... — Бош насупился и не сразу ответил. — Кто вас послал ко мне?
— Иоганн Вебер. Он рекомендовал вас как достойного и надёжного человека.
— У Иоганна Вебера нет подлинного размаха коммерсанта. Но коли рекомендовал... Итак, вы хотели бы тайно покинуть Санкт-Петербург на моей шхуне?
— Именно на вашей, голландской. Читал историю Нидерландов, боровшихся против испанской тирании[25]. Поэтому голландцы мне симпатичны.
— Вы протестант?
— Нет, католик. Но какое это имеет значение? Борьба с тиранией велась и ведётся под разными знамёнами.
— Допустим, спрятать вас двоих на моей шхуне я бы смог. Да так упрятать, что никакой таможенный досмотр вас не обнаружил бы. И благополучно высадил бы вас в Штеттине или Бремене. Но вы понимаете, это риск. Большой риск.
— Понимаю.
— Мы заходим в Ревель, где новая таможенная проверка. И снова риск... Риск был бы оправдан... Короче говоря, что я буду иметь, рискуя головой и добрым именем?
Беньовский назвал сумму.
— Это всё, чем я располагаю. Сумма всё же, согласитесь, не малая.
— Не густо, не густо, — недовольно буркнул шкипер и, немного подумав, произнёс: — Поразмышляю до утра. Всё же риск... Ссориться из-за вас с русскими я бы не хотел. У меня с ними добрые деловые отношения. Неплохо кормлюсь на старости лет. Судя по вашему выговору, вы не русский. Да Бог вам судья. Всё же приходите утром с вашим товарищем. Если решусь, то сразу беру вас на борт. И тогда деньги вперёд.
На том и договорились.
Ван ден Бош долго раздумывал. И в итоге размышлений он стал склоняться к тому, что впутываться в рискованную авантюру не стоило бы. И вовсе не потому, что он был человеком трусливым или нерешительным. За свою долгую службу на море голландский шкипер не раз перевозил тайком из одного государства в другое таинственных людей, не спрашивая у них ни имени, ни звания. Лишь бы те щедро платили. Но всему наступает конец. Ван ден Бош уже немолод, обременён большим семейством. Он выкупил шхуну в свою собственность, вложил накопленный капиталец в торговый дом, закупающий русский лён. От добрых отношений с Россией зависит благополучие и торгового дома, и его акционеров. Ронять свою репутацию в глазах России из-за каких-то беглых авантюристов почтенный шкипер никак не хотел.
И ещё одно соображение. Старый шкипер, истовый протестант-кальвинист, терпеть не мог католиков. Он знал, что его предок был гёзом, сражавшимся с испанскими поработителями, был взят в плен в одном из сражений и приговорён инквизиционным судом к сожжению на костре. Поэтому Морис Август Беньовский, сообщивший ему о своём вероисповедании, сразу же вызвал у ван ден Боша глубокую неприязнь.
Её, эту неприязнь, можно было бы и перебороть, если бы сей католик мог предложить иную, более крупную сумму. Но здесь, как видно, и не очень поживишься.
25