Все эти соображения и заставили шкипера ван ден Боша отправиться в ближайшую полицейскую часть и рассказать о визите на шхуну подозрительного человека, замышляющего бегство из России.
Пристав выслушал шкипера и поощрительно произнёс:
— Похвально сие усердие ваше. Зело похвально...
— Я поступил так, ваше благородие, как подсказывала мне совесть. Ведь я искренний друг России.
— Похвально.
Частный пристав приказал немедленно заложить пролётку и поспешил к генерал-полицмейстеру города.
Утром следующего дня Беньовский и Винблад со всеми своими нехитрыми пожитками отправились к шхуне. Настроение у обоих было неясное. Ведь шкипер лишь слегка обнадёжил, но определённо ничего не обещал.
— У меня сохранились серебряные наконечники от аксельбантов, — сказал Винблад. — Дадим их в придачу к вашей сумме.
Беньовский ничего не ответил. Чувство тревоги не покидало его.
На шхуне матросы драили палубу, готовясь к отплытию. Погрузка закончилась ещё накануне, к исходу дня. Мориса и Винблада встретил боцман, бросив им неприветливо:
— Идите к шкиперу.
В каюте они услышали грубый оклик:
— Вы оба арестованы!
Перед ними стояли офицер в чине поручика и четверо вооружённых солдат.
— Оружие имеете? — спросил офицер.
— Откуда у нас оружие? — растерянно отвечал Морис. — Мы люди мирные.
Поручик всё же приказал солдатам прощупать всю одежду задержанных и осмотреть их саквояж.
— Выходи, при попытке к бегству стреляем.
Их усадили на телегу, сопровождаемую конвоем. Офицеру подали коня.
— Куда вы везёте нас? — спросил Беньовский конвойного капрала.
— В крепость, милок. В Петропавловскую. Оттуда ещё никогда никто не убегал. И ты не убежишь.
«А вот убегу», — хотелось зло крикнуть Морису и этому пожилому капралу с обвислыми усами, и строгому офицеру. Но он сдержал себя и промолчал. Хотел ещё что-то спросить конвойного, но тот перебил его:
— Помалкивай-ка. С конвоем говорить не положено.
Голые сырые стены одиночной камеры, низкие своды... Зарешеченное оконце под потолком. Тяжёлая, окованная железом дверь со скрежетом открывается, когда солдат приносит пищу и выносит нечистоты. Пахнет затхлой кислятиной и людскими испражнениями.
Беньовского и Винблада поместили в разных камерах. На прогулку их выводили раздельно. Поэтому не было возможности договориться об общей линии поведения на допросе.
Морис Август шагает взад и вперёд по камере, как обречённый зверь в клетке. Длина её всего восемь шагов. Восемь шагов от оконца к двери, восемь — обратно. Каблуки стучат по холодным каменным плитам и гулко отдаются где-то в каменных сводах. Он напряжённо обдумывает ситуацию. Настаивать на легенде, соответствующей подорожной записи, бессмысленно. Любой опытный следователь без затруднения установит, что никакой он не приказчик-татарин. Да и зачем приказчику понадобилось тайное бегство за границу? Из Казани наверняка пришла депеша губернского полицмейстера к столичному генерал-полицмейстеру о дерзком бегстве двух ссыльных конфедератов: Мориса Августа Беньовского и Адольфа Винблада. В депеше конечно же сообщены приметы двух беглецов, по которым легко установить их сходство с заключёнными в крепости.
И Беньовский твёрдо сказал себе — запираться, играя роль приказчика, бессмысленно. Он предстанет перед следователем и судьями как барон, полковник армии конфедератов. Будет держаться с высокомерным достоинством, как подобает истому аристократу. Слава Богу, пытки в российском судопроизводстве, кажется, отменили ещё при императрице Елизавете. Да и вряд ли посмеют обходиться грубо и неуважительно с человеком благородных кровей. Что грозит ему с беднягой Адольфом? Скорее всего ссылка в снежную Сибирь.
На допрос вызвали на четвёртый день. Беньовского привели под конвоем в дом коменданта крепости. Допрашивал его какой-то невыразительной, незапоминающейся внешности господин из канцелярии генерал-полицмейстера.
— При вас обнаружена подорожная грамота на имя казанского мещанина Закирова Димитрия.
— Это не моя подорожная. Я воспользовался ею, чтобы облегчить себе поездку до Санкт-Петербурга.
— Кто такой Закиров?
— Старший приказчик купца Вислогузова, у которого я квартировал.
— Как попал к вам этот документ?
— Я похитил его из ящика стола в отсутствие хозяина.
— Значит, признаете факт кражи документа?
— Если вам угодно...