— Быть по сему. На Камчатку, — согласилась императрица.
Глава шестая
Утро было холодным, пасмурным. Падал мелкий, колючий снег. Сквозь снегопад смутно маячили силуэт собора, колокольня со шпилем...
На плацу перед собором выстроился в каре гарнизон крепости. Под барабанную дробь вывели из казематов заключённых, поставили в центре каре. Кроме Беньовского и Винблада привели ещё четверых. Трое из них, как можно было судить по мундирам, офицеры и один цивильный.
Комендант крепости, приняв из рук помощника бумагу, развернул её и зычно зачитал:
— «По повелению ея императорского величества! Военнопленные венгр Бейнокс и швед Винблад, состоявшие до этого на службе у так называемых конфедератов и поднявшие оружий против русской армии и нашего друга и союзника короля Польши Станислава, бежавшие с места поселения, города Казани, завладевшие обманным путём чужими документами и выдавшие себя за казанского мещанина Закирова и его слугу, вознамерившиеся тайно бежать за границу с дурными умыслами, нарушившие российские законы и посему признанные опасными преступниками...»
Беньовский вслушивался в зычный, с хрипотцой голос старого служаки. Почему исказили его имя и сделали Бейноксом? Так, видимо, написано в приговоре. Да какая разница. Пусть будет Бейнокс. А комендант называл имена следующих лиц:
— «Бывший гвардии поручик Панов, бывший капитан армии Степанов, бывший полковник артиллерии Батурин и бывший секретарь московского Сената Софронов, уличённые как участники возмутительного заговора, имевшего целью свержение законной государыни императрицы нашей...»
«Хорошая подобралась компания, ничего не скажешь», — подумал Морис Август и почувствовал даже какое-то облегчение в душе. Не перевелись ещё заговорщики у москалей.
— Всё вышеупомянутые лица высылаются на дальнее поселение в Камчатский край, где будут существовать за счёт собственного промысла, но отнюдь не государственного вспомоществования.
Комендант закончил чтение приговора, свернул бумагу в трубку и передал помощнику. И прибавил уже от себя:
— Желаю счастливого пути вам. И не вздумайте бежать. Всё равно попадёте ко мне, под сей гостеприимный кров.
Он был не лишён чувства юмора, этот старик комендант. За чугунной оградой собора находилось небольшое кладбище — несколько каменных крестов. Такой чести, быть погребёнными рядом с императорской усыпальницей, удостаивались лишь коменданты крепости, персоны, близкие к трону. Здесь уже покоилось несколько его предшественников. Ждал своей очереди и этот.
— Не вздумайте бежать, — повторил комендант. — С Камчатки ещё никто не бегал.
«Ну это мы ещё посмотрим», — подумал Беньовский, и отчего-то ему стало весело.
Деньги и ценности, отобранные при аресте, заключённым, теперь уже ссыльным, вернули. Получил свой кошелёк, в котором ещё оставалось немало монет, и Морис. Комендант порекомендовал приобрести тулупы и валенки. Впереди была долгая дорога, многомесячная, через всю огромную страну. Предстояли и суровые морозы.
Тулупы и валенки привёз прямо в крепость купец-поставщик и запросил за товар втридорога. У бывшего гвардейца Панова таких денег не оказалось. Беньовский выручил его из беды…
— Век буду признателен вам, — прочувствованно произнёс Панов.
— Полно, полно, поручик. Все мы теперь одной ниточкой повязаны. Вместе и на берег выкарабкаемся, — многозначительно сказал Морис.
Настал день выезда. На рассвете распахнулись тяжёлые ворота крепости, и возки тронулись по снежной скрипучей дороге, сопровождаемые конвоем. Остались позади угрюмые стены крепости, взметнувшийся в небо шпиль собора.
Утомительно долог зимний путь в Сибирь. Недели, месяцы проходят, а конца-края пути не видно. Тянутся заснеженные поля, леса. Ветви елей прогнулись под тяжестью снеговых подушек. Уютно подымается в небо струйками дымок от печей. Мелькают села, городки, города: Вологда, Пермь, Екатеринбург, Тюмень. Города украшены белокаменными громадами соборов и монастырей.
Вологда встретила путников лютыми морозами. От закуржавелых лошадей шёл пар. Винблад страдал мучительным, лающим бронхиальным кашлем, пряча лицо в воротник спасительного тулупа. Беньовский упрашивал конвойных поднести больному чарку водки. На привалах швед горько жаловался на свою судьбу и выговаривал Морису:
— И зачем я, дурак, послушался вас. Не так-то уж и плохо жилось нам в Казани.
— Не вешайте носа, Адольф. Что-нибудь придумаем, — успокаивал его Беньовский.
В крупных городах менялся конвой, и ссыльных на два-три дня размещали в местный острог. Можно было обогреться и отдохнуть. Но что это был за отдых на жёстких нарах, кишевших клопами! Почему-то во всех острогах печи нещадно дымили и плохо прогревали камеры. Беньовский старался сблизиться со своими спутниками-заговорщиками, выведать их прегрешения. В первую очередь он постарался разговориться с Батуриным, немолодым уже полковником-артиллеристом.