Это касается не только музыки. Судьба английского кинематографа не менее показательна. Ни триумф «Битлз», ни общекультурный подъем не были бы возможны, если бы они не оказались подготовлены интеллектуальным движением протеста в театре и кинематографе Англии. Еще на исходе предшествующего десятилетия «рассерженные молодые люди», как их окрестили, создали свое направление экранного реализма, в общественном смысле более радикальное, нежели французская Новая Волна. Открывая провинциальную Англию, быт рабочих окраин, режиссеры Карел Рейш, Линдсей Андерсон взломали респектабельный, но подгнивший фасад общества.
Проходит совсем немного времени – и в английском молодом кино акценты ощутимо меняются. К 1965 году оно уже обладает таким историческим супергигантом, как «Том Джонс» Тони Ричардсона (по роману Филдинга), хотя и сохраняющим аромат национальной классики, но своей постановкой обязанным американским инвестициям. Постепенно и сами фильмы все больше подлаживаются под международный стандарт, лишь для пряности будучи приправляемы «британской экзотикой».
Критика иронически комментирует сообщения американских газет о том, что «британские фильмы лидируют в США». Дело обстоит как раз наоборот, ибо все перечисленные лидеры финансируются из-за океана. «Лев в капкане» – так символически определялась в те годы экономическая ситуация английского кино. Это был не только намек на неконкурентоспособность отечественной фирмы «Британский лев», но и признание утраты кинематографом Англии национального своеобразия.
Вот что пишет в середине 60-х в журнале «Сайт энд Саунд» Филипп Френч в обзорной статье, озаглавленной «Альфавилль массовой культуры»: «В 1958 году, когда Джек Клейтон поставил честный и сыгравший роль фильма-первооткрывателя «Путь наверх», казалось, что английское кино открыло для себя новый круг проблем и художественных возможностей. Большей частью, если не целиком, это оказалось иллюзией. Все же ящик Пандоры раскрылся, оставалось ждать, что еще из него посыплется. Если наметивший направление «Путь наверх» заставляет нас вспомнить о ящике Пандоры, то кино последних лет более всего вызывает в памяти фотографии Дэвида Бейли…»
Имя знакомого нам фотографа возникло на страницах прессы как нарицательное. Реклама, жрецом которой он был, хорошо поработала во славу британского стиля и его экспорта. А кино шло нога в ногу с рекламой. Лондон, во всех его зримых обличьях, на глазах превращался в Мекку гедонизма, изобилия и праздности. Нравы английской провинции теперь уже никого не интересовали. Сама британская столица, еще недавно патриархально чопорная, обрела статус всемирного центра, гигантского салона, диктующего моду и вкусы. «Древняя элегантность и современное богатство, – с восторгом пишет «Таймс», – смешиваются в ослепительном блеске искусства «оп» и «поп». Когда-то невозмутимый мир увядшего великолепия расцветает все новыми безудержными и эксцентричными красками. Сама принцесса Анна, попав в ночной клуб, открыла восхитивший ее мир, полный ритмов новой музыки».
Конечно, не только внешний блеск влечет в Лондон мировых знаменитостей. Налицо и всплеск интеллектуальной жизни, и подъем культурной индустрии. Крупнейшие кинематографисты считают за честь поработать на лондонских студиях. Здесь снимают свои фильмы американцы Сидней Люмет и Стенли Кубрик. Трюффо экранизирует «451° по Фаренгейту» Рея Брэдбери с участием английской звезды Джули Кристи, утвердившей в кино эталон «мини» и принесшей национальному кино «Оскара». Сюда, привлеченный парадоксами молодежной субкультуры, вскоре приедет Антониони и в качестве прототипа своей картины Blow Up «Фотоувеличение») выберет не кого иного, как Дэвида Бейли…
В фильме Антониони камера заглянет и в лавочку торговца металлическим хламом – сырьем для абстрактной скульптуры, и на сборище новоявленных меломанов, разламывающих на щепки гитару своего кумира. На всем этом полном спонтанной энергии красочном хеппенинге будет лежать отпечаток внутренней пустоты, искусственно возбуждаемых эмоций.
Одно из красноречивых свидетельств и состояния английского кино, и самого молодежного стиля жизни, как его представляли в середине 60-х на берегах Темзы, дает фильм Ричарда Лестера «Сноровка». Лондон, изобилующий всеми эффектами поп-арта, будоражащий ритмами и скоростями, населенный волосатыми юнцами и длинноногими девицами, увиден глазами ошеломленного туриста. Не только живо реагирующая на все провинциалка, но и ее сверстники – местные подростки ощущают себя в центре вращающейся вокруг них вселенной. Поколение брюзжащих стариков среднего возраста растеряно и вытеснено на периферию жизни. Город принадлежит молодежи, носящейся по улицам на мотоциклах и даже на старой кровати, молодежи, доблестно демонстрирующей сноровку в любовных играх. Сумбур и хаос, спонтанность и калейдоскопичность, грубоватый юмор и неожиданно прорывающийся лиризм – главные принципы этой комедийной эксцентриады.