Франсуаза кинулась водить Катрин ко всем знакомым режиссерам. Красота Катрин повергала в ступор всех окружающих, поэтому режиссеры Франсуазе отказывать не смели. Они просто смотрели на Катрин и соглашались на все, что говорила им Франсуаза, не особенно вслушиваясь в ее речи. Так Франсуазе удалось пристроить сестру в несколько фильмов на эпизодические роли, а вскоре Катрин досталась и одна из главных ролей в криминальной комедии «Ловелас» Жака Корну. Успешным фильм не был даже в проекте, и все же Франсуаза была не рада своему неожиданному продюсерскому таланту. Франсуаза Дорлеак к тому моменту была более или менее успешной и узнаваемой актрисой. Когда Катрин взяли на одну из главных ролей в комедии «Ловелас», Франсуаза снималась в комедии «Кандид или Оптимизм в ХХ веке» с Луи де Фюнесом и Жан-Пьер Касселем (известным во Франции актером, сейчас его знают больше как отца Венсана Касселя). Две сестры — две комедии. Естественно, в прессе стали сравнивать Франсуазу и Катрин, причем симпатии журналистов неожиданно оказались на стороне последней. Пустячок, а ведь неприятно. Впрочем, Франсуаза даже собственную зависть воспринимала легко и с юмором. Старалась, по крайней мере.
Последней каплей стала очередная статья, в которой говорилось о двух сестрах и двух недавно прошедших комедиях. Статья была ничем не примечательной и не отличалась оригинальностью суждений автора. Все дело было в том, что автор рецензии перепутал сестер Дорлеак: Катрин в статье снималась с Луи де Фюнесом, а Франсуаза у Жака Корну.
— Ну, все, так продолжаться больше не может, Дорлеак должна остаться только одна, — сверкнув глазами, сообщила Франсуаза, с отвращением отбросив газету. Катрин опасливо взглянула на сестру. — Я беру себе фамилию Дорлеак, а ты возьмешь себе мамину фамилию и станешь Катрин Денев, — закончила свою мысль Франсуаза.
Катрин спорить с любимой сестрой не стала. Денев так Денев, для нее все это принципиального значения не имело. Она просто наслаждалась неожиданным вниманием к собственной персоне. Поначалу она испугалась такого ажиотажа вокруг себя. Катрин слишком привыкла к роли невидимки. Она даже одеваться старалась в нечто закрывающее фигуру, бесцветное и мешковатое. Волосы тогда у нее были тоже неприметного, каштанового цвета. Сейчас вдруг ее всюду стали замечать, проявлять интерес, спрашивать мнение. Это было неожиданно, но приятно. Думать о том, что будет дальше и чего бы ей хотелось, она просто не успевала. О Сартре она тоже позабыла, к радости всех ее родственников.
Глава 3
Первая любовь
1960 г.
Модный клуб «L'Epi» открылся совсем недавно, и Роже Вадим еще не успел оценить его по достоинству. Режиссер к тому моменту уже культового фильма «И Бог создал женщину» совсем недавно закончил работу над новой картиной «Опасные связи — 1960». Мысленно он все еще пребывал в мире Шодерло де Лакло (автора романа в письмах «Опасные связи»). Он уже слишком давно ощущал себя циничным и пресыщенным виконтом де Вальмоном из культового романа. Второй брак трещал по швам, первая жена Брижит Бардо раздражающе часто мелькала в прессе, невольно напоминая о себе, хотелось забыться в новом и чистом чувстве. Ему была просто необходима новая история. Роже впадал в панику, когда понимал, что работа над фильмом закончена, а новой истории нет. Режиссер вошел в клуб «L'Epi», точно зная, что сегодня ничего не изменится, как не изменилось вчера или неделю назад. Единственное, чего ему сейчас хотелось, так это напиться до неприличия.
Роже Вадим, полное имя которого звучит как Роже Владимир Племянников, родился в 1928 году в Париже. Отец его служил французским дипломатом в Египте и Турции. Несмотря на то, что семья достаточно часто переезжала, домом для них всегда служил уютный и размеренный Париж. Отец Роже умер, когда мальчику было всего 10 лет. Тогда все в их семье радикальным образом изменилось. Смерть отца означала настоящую катастрофу. Теперь нужно было думать о том, как выжить, как жить дальше. Ворох проблем, обрушившийся на мать мальчика, надломил женщину. Роже видел, как изменилась мать со смертью отца, и не мог простить его за это. Он во всем виноват. Если бы не он, ничего бы этого не было… Роже с горечью смотрел на уставшую, разочарованную мать и задыхался от неосознанной обиды на отца. До последних лет жизни он не любил вспоминать о нем. В памяти о первых десяти годах жизни почти не осталось отца, но сохранились первые впечатления о сумасшедших красках Турции, Египта и Алжира. Насыщенные цвета, переполненный запахами воздух и толпы людей так разнились с той Францией, которую он помнил, что Роже с трудом верил в реальность своих впечатлений.