Пир, который последовал за собранием, не отличался буйным весельем. Большинство участников было явно разочаровано, обещанный радостный праздник откладывался на неопределенное время. Оба Рокмореля не скрывали разочарования.
— Они боятся, что, если понадобится, им уже будет сложнее созвать этих людей, — объяснила мадам Матильда.
— Они опасаются, что счастливый случай упущен…
— А вы, госпожа Матильда, вы тоже так думаете? Хозяйка замка улыбнулась Катрин с высоты своего роста.
— Да нет же! Кто может быть тем сумасшедшим, который мечтает спалить свой дом, перед тем как войти в него. Мужчина, может быть, но женщина-никогда! Вы мудро говорили, друг мой. Ведь это было так соблазнительно.
Катрин, пожав плечами, подошла к окну, чтобы насладиться прекрасным пейзажем, таким голубым и спокойным в конце дня.
— Соблазнительно? Да, конечно. Когда я вчера в полдень приехала к вам, я хотела убить Арно своими собственными руками, поджечь мой дом, оскверненный присутствием шлюхи. Никто никогда не узнает, как страстно я желала этого. Но даже если бы я совершила все это, натворила безумства, поддалась чувству мести, что бы досталось мне после этого — пепел, сожаления и горькие слезы? Мне больше всего нужен покой. Но как я обрету его, если не могу найти успокоения в себе самой?
Матильда почтительно взяла Катрин за руку, обняла ее и увлекла за собой.
— Подойдите к вашим малышам, — произнесла она с такой нежностью, на которую, казалось, была неспособна. — Они скажут вам, что вы сделали лучший выбор.
Этой ночью за два часа до рассвета Готье и Беранже в одежде странников пешком вышли из Рокмореля и по труднодоступным горным тропам, хорошо знакомым пажу углубились в ущелье.
Сердце Катрин сжалось, и в последний момент она едва держалась, чтобы не расплакаться. В первый раз юноши уходили одни. Впереди их ждали опасности, которые она не сможет с ними разделить.
— Это безумие! — сказала она им. — И к тому же это явно бесполезно. Я заранее знаю совет аббата. Он никогда не благословит силу и оружие. Если где-то существует святой, то это он!
Готье рассмеялся.
— Святость не то же самое, что слабость. Вспомните, что сам Христос воспользовался кнутом, чтобы изгнать торговцев из храма. Самые миролюбивые люди в наш жестокий век прекрасно понимают, что иногда просто необходимо применить силу. Отдыхайте и будьте осторожны, меня не будет рядом, чтобы охранять вас.
Она поцеловала его в лоб и отпустила… Он был прав: кто мог похвастаться тем, что знает пути Господни?
Последующие дни показались бесконечными. Летняя жара становилась все более невыносимой. Поля под раскаленным добела небом порыжели. Маленькие ручейки, петляющие по равнине или мелодично журчащие на скалах, пересохли. Напоить скот стало невозможно. К счастью, в глубоких водоемах замков и деревень, вырытых когда-то прямо в скалах рабами, сохранялись большие запасы воды… но и они были не бесконечны. Если не будет дождей, как уже случилось пятьдесят лет назад, положение еще больше усложнится и может закончиться трагедией. Большие темные залы Рокмореля, защищенные двухметровыми стенами, сохраняли прохладу. Женщины покидали их лишь ранним утром, чтобы дать детям вволю побегать и поиграть вокруг замка. В остальное время дня их оставляли во дворе, в тени стен, где можно было не опасаться укусов гадюк, которые от зноя сделались еще злее. Через два дня после ухода юношей змея укусила одну из служанок, пока та расстилала белье. Несмотря на быстрые меры, предпринятые Сарой, вскрывшей ей рану и отсосавшей кровь, бедняжка была еще между жизнью и смертью. Полная тишина, так же как и жара, окружила старую крепость. Сюда не доходило никаких вестей. Вопреки предсказаниям многих, ни один человек из Монсальви не пришел к замку и не попытался захватить провинившуюся, как считал Арно, супругу. В городе ничто не изменилось, жизнь протекала так, как будто ничего не произошло.
В глубине души Катрин испытывала от этого горькое разочарование. Отношения Арно с супругой не были легкими, но Катрин никогда не боялась сражения с человеком, которого любила. Напротив, она черпала в этой борьбе новые силы, прекрасно зная, что в самых страшных порывах ярости скрыта частица любви. Если же Арно больше не интересовался ею, тем, что с ней стало, это означало его полное равнодушие. В тот день, когда он явится сюда за сыном, ей не останется ничего другого, как уйти в монастырь.