— Свидетели? Я представляю, что это за свидетели и откуда ты их взял. Они дорого не стоят.
— Они стоят достаточно, чтобы им поверили епископы и член церковного суда. Духовенство по моей просьбе вынудит Катрин покинуть Рокморель и заточит ее пожизненно в монастырь после того, как я отрекусь от нее. Ей остригут прекрасные золотые волосы, ее лучшую ловушку…
«Тогда, Сара, — продолжал в негодовании Рено, — во мне вскипела кровь. Я забыл прежнюю дружбу и жалость, которую испытывал при виде большого красного шрама на его лице, и зарычал так сильно, что распугал всех ворон.
— У тебя короткая память, Монсальви, меня от тебя воротит! Подумать только, тебя в округе считали украшением рыцарства! Ты был тверд и хладнокровен, как острие твоей шпаги, и ты был столь же прямодушен, как и она. «Лучшая ловушка», да? Ты забыл перезвон колоколов в Карлате и человека, шедшего в лепрозорий с маленьким солнцем в руках, «ловушкой этой шлюхи», которая готова была тысячу раз погибнуть за любовь к тебе».
— Что он сказал? — прервала его Сара, побледнев при воспоминании о случае, о котором обмолвился Рокморель и который стал легендой, рассказываемой от Орийака до Роде.
— Ничего. Но он побледнел и на минуту закрыл глаза. Я воспользовался этим, чтобы прикончить его.
«Слушай меня внимательно, — сказал я ему, — госпожа де Монсальви, да, так все зовут и будут звать ее, останется у нас столько, сколько будет угодно Богу, а ты можешь предупредить своего представителя, что, если он осмелится вершить правосудие на моих землях, он будет иметь дело со мной. Кресты и знамена падут под градом камней, растопленной смолы и кипящего масла, не говоря уже о стрелах, которых мы не сожалеем».
— «Тебя отлучат от церкви!»
— «Наплевать! Это давно должно было случиться при моей бурной жизни. Страх не остановит меня пойти прямо к Всевышнему в тот день, когда он решит, что я достаточно пошумел на этой земле: он уж наверняка все поймет».
На это Монсальви резко развернул коня и скрылся там, откуда пришел. Он, видимо, вернется домой, сделав крюк. Когда он пришпорил коня, я слышал, как он крикнул:
«Мы еще посмотрим! Ты можешь предупредить ее о том, что ее ждет, а потом я приду за детьми!..»
Вот, Сара, я вам все рассказал, я хотел поговорить с вами до того, как об этом узнает несчастная графиня.
— Не вздумайте сказать ей! Она и так достаточно страдает. Но ответьте мне, он может осуществить свою угрозу? Неужели в Роде найдутся глупцы, готовые поверить ему?
— Готов положить руку на костер, что найдутся подобные спесивые высокородные болваны.
— И кто, вы думаете?
— Я их хорошо знаю, люди без стыда и совести из Вьейви, такие, например, как этот скряга Монтарналь. Представьте, что Арно даст понять, что как только он избавится от своей обожаемой женушки, то сразу женится на одной из местных девушек — Маргарите де Вьейви или Одетте де Монтарналь. Эти негодяи будут тогда готовы поклясться на мессе, что несчастная Катрин переспала с половиной округи.
— Я верю вам! сказала Сара. — Мессир Рено, я настаиваю на своей просьбе. Катрин не должна иичего узнать из того, что произошло. Это причинит ей горе, так как я боюсь, что она еще любит этого отвратительного человека! И потом, мы ведь пока не собираемся лить раскаленное масло на голову епископа Роде.
Именно в эту ночь Сара, укрывшись в подземелье Рокмореля, при свете факелов ловко вылепила две восковые фигурки: одну — в женской одежде, другую — в мужской. Нашептывая магические слова, она проткнула их длинными иголками, которые предварительно раскалила на огне. Подземелье наполнилось запахами благовоний, на стене четко вырисовывалась тень Сары, похожая на призрак.
Когда цыганка закончила свою странную работу, она закрыла фигурки в сундучок и сунула его в дальний угол, потом погасила факелы, взяла свечу и направилась в башню, где была ее комната.
Ее всегда такие уверенные руки дрожали. Лицо стало серого цвета, как и стены, вдоль которых она шла. Женщина не могла сдержать рыданий, ибо для того, чтобы спасти ту, кого она любила больше жизни. Черная Сара подвергла опасности быть проклятой свою бессмертную душу.
Прошло еще три дня, и из ворот Монсальви вылился беспорядочный поток мужчин, женщин, детей. Они гнали впереди себя скот и толкали тележки, куда наспех побросали свой скарб. На лицах людей застыло выражение неописуемого ужаса. Солнце высоко сияло на беспощадно чистом небе. Вдруг в неподвижном воздухе раздался мрачный перезвон колоколов, докатившийся до всех поселений и замков в округе. Вслед за набатом разнесся страшный крик перепуганной толпы: