– Да, он младше меня на два года и горит желанием сражаться, – Мишель ласково улыбнулся. – Он будет славным воином! Стоит только посмотреть, как он скачет на здоровенной крестьянской лошади без седла, разгоняя деревенских парней-бездельников. Он уже силен, как турок, и грезит только о боевых ранениях. Я очень люблю своего Арно! Скоро и он поступит на службу. Матушка останется одна. Она, конечно, будет страдать, но никогда не пожалуется. Она слишком горда и благородна, чтобы жаловаться.
При воспоминаниях о близких лицо Мишеля засияло таким радостным светом, что Катрин, не удержавшись, спросила:
– А ваш брат такой же красивый, как вы?
Мишель рассмеялся и ласково погладил золотоволосую головку.
– И сравнить нельзя! Гораздо красивее. Лицо у него суровое, но сердце любящее и нежное, он очень горд и горяч и, мне кажется, очень ко мне привязан.
Чувствуя его ласковую руку, Катрин замерла, не решаясь пошевелиться. Мишель внезапно наклонился и поцеловал девочку в лоб.
– К сожаленью, – сказал он, – у меня нет сестрички, которую я мог бы любить.
– Ваша сестричка очень бы любила вас, – восторженно начала Катрин и в ужасе остановилась: у себя над головой она услышала шаги. Она забыла о времени – Лоиза, должно быть, вернулась. Нужно было подниматься наверх. Мишель тоже услышал шаги и, подняв голову, прислушивался. Катрин сунула в корзину несколько поленьев и, приложив палец к губам, заторопилась к лестнице. Люк захлопнулся за ней, и в погребе снова стало темно. Придя с огарком свечи и корзинкой на кухню, девочка увидела, что вернулась не Лоиза, а Марион. Служанка посмотрела на нее с сердитым удивлением.
– Как это? Ты дома? А где была?
– Ты же видишь. В погребе, ходила за дровами.
Толстуха Марион выглядела странновато: багровое лицо в синих прожилках, сбитый набок чепец, заплетающийся язык, затуманенный взгляд. Она больно дернула Катрин за руку.
– Повезло тебе, что родителей весь день нет дома, безобразница. Иначе неделю бы сесть не могла. Прошататься весь святой день с мальчишкой!
Она наклонилась, и Катрин почувствовала густой винный запах. Девочка резко выдернула руку, поставила свечку на скамеечку и подобрала два откатившихся полена.
– А пить с кумушками в харчевне лучше? Если мне везет, Марион, то и тебе тоже. На твоем месте я бы пошла как можно скорее спать, не дожидаясь, пока придет матушка!
Марион знала за собой грешок. Она была неплохой женщиной, работящей, но – что поделаешь? – родилась слишком близко к виноградникам Бона и вино полюбила слишком пылко, по-мужски, а не по-женски. Однако своей страсти она предавалась редко. Жакетта Легуа, ее молочная сестра, выйдя замуж за Гоше, привезла ее с собой из Бургундии и следила за ней не спуская глаз. Два или три раза Жакетта застала Марион сильно навеселе и предупредила, что, если подобное повторится, она, ни слова не говоря, отправит ее обратно. Марион плакала, умоляла, клялась у статуи Девы Марии, что никогда больше не притронется к вредоносному зелью. Нет сомнений, виной всему небывалые события, творящиеся в Париже.
Несмотря на винные пары, Марион поняла правоту Катрин и не спорила. Бормоча что-то невразумительное, она, покачиваясь, направилась к лестнице, и ступеньки заскрипели под ее грузными шагами. Вскоре Катрин услышала, что дверь комнатки на чердаке захлопнулась, и с облегчением вздохнула. Лоизы все еще не было, и девочка на секунду заколебалась, решая, что ей делать. Ни спать, ни есть ей не хотелось. Ей хотелось снова спуститься к Мишелю, потому что она не помнила в своей жизни момента, счастливее того, когда они сидели вдвоем в пыли и она слушала его рассказ об Оверни. Она вспомнила, как ласково он ее поцеловал, и ее сердце забилось часто-часто. Она понимала, что пройдет несколько часов, и Мишель уйдет из ее жизни и вновь заживет своей. Жалкий беглец снова станет могущественным сеньором, к которому никогда не приблизиться дочери ремесленника. Любезный товарищ на полчаса вновь станет горделивым чужаком. Спустя короткое время он и не вспомнит смешную девчушку, которую, ослепив своим великолепием, поразил в самое сердце. Сейчас Мишель с ней, но очень скоро его не будет.
Погрустнев, Катрин подошла к двери, ведущей на улицу, и приоткрыла в ней ставень. Дождь стих, остались огромные лужи. По водосточным желобам бурными потоками текла вода. Мост, еще недавно такой пустынный, запрудили толпы народа. Цепи сняли, стражники ушли. Похоже, не одна Марион праздновала сегодня одержанную простым народом победу, – множество пьяных и полупьяных, держась за руки, шатаясь и раскачиваясь, распевали во все горло песни, бродя по мосту. Громко распевали и в харчевне «Три колотушки» у начала моста, ближе к дворцу. Колокол на Нотр-Дам, возвещающий о гашении огней в городе, еще не звонил и, наверное, не будет звонить: всю ночь сегодня будет длиться праздник.