– Можете быть совершенно спокойны, – сказал Стюарт. – Я никогда не произнесу вашего имени, сэр. Я думаю, что лорда-адвоката пока можно поздравить с тем, что он не знает о вашем существовании.
Я увидел, что не совсем удачно принялся за дело.
– В таком случае для него готовится неприятный сюрприз, – заметил я, – ему придется узнать о моем существовании завтра же, когда я приду к нему.
– Когда вы придете к нему? Повторил мистер Стюарт. – Кто из нас сошел с ума, вы или я? Зачем вам идти к адвокату?
– Для того, чтобы выдать себя, – отвечал я.
– Мистер Бальфур, – воскликнул он, – вы, кажется, смеетесь надо мной?!
– Нет, сэр, – сказал я, – хотя вы, кажется, позволили себе такую вольность по отношению ко мне. Но я говорю вам раз навсегда: я не расположен шутить.
– И я тоже, – отвечал Стюарт. – И говорю вам, употребляя ваше же выражение, что ваше поведение нравится мне все менее и менее. Вы являетесь ко мне со всякого рода предложениями, имеющими целью побудить меня взяться за ряд весьма сомнительных дел и довольно долгое время быть в сношениях с весьма подозрительными людьми. А затем вы объявляете, что прямо из моей конторы идете мириться с лордом-адвокатом! Ни пуговицы Алана, ни даже он сам не заставят меня приняться за ваше дело.
– По-моему, нечего так сердиться, – сказал я. – Может быть, и возможно избежать того, что вам так не нравится, но я вижу лишь один выход: пойти к адвокату и открыться ему. Но вы, может быть, знаете иной выход. И если вы действительно найдете его, то, признаюсь, я почувствую большое облегчение. Мне кажется, что от переговоров с лордом-адвокатом мне не поздоровится. Однако мне ясно, что я должен дать свои показания, – так я надеюсь спасти репутацию Алана, если от нее еще что-нибудь осталось, и голову Джемса, что не терпит отлагательства.
Он помолчал секунду и затем сказал:
– Ну, любезный, вам никогда не позволят дать эти показания.
– Ну, мы еще посмотрим, – отвечал я, – я умею быть настойчивым, когда хочу.
– Ах вы чудак! – закричал Стюарт. – Ведь им нужна голова Джемса! Джемса надо повесить. И Алана тоже, если бы они могли поймать его, но уж Джемса-то во всяком случае! Ступайте-ка к адвокату с таким делом, и вы увидите, что он сумеет утихомирить вас.
– Я лучшего мнения о лорде-адвокате, – сказал я.
– К черту адвоката! – воскликнул он. – Тут главное Кемпбеллы, мой милый! Весь клан навалится на вас, да и на несчастного адвоката тоже! Удивительно, как вы не понимаете своего положения! Если у них не будет честного средства остановить вашу болтовню, они прибегнут к нечестному. Они могут посадить вас на скамью подсудимых, понимаете ли вы это? – воскликнул он и ткнул меня пальцем в колено.
– Да, – сказал я, – не далее как сегодня утром мне говорил об этом другой стряпчий.
– Кто такой? – спросил Стюарт. – Он, по крайней мере, говорил разумно.
Я сказал, что не могу назвать его, потому что это убежденный старый виг и он бы не пожелал быть замешанным в такого рода дело.
– Мне кажется, что весь свет замешан в это дело! – крикнул Стюарт. – Что же вы ответили ему?
Я рассказал ему, что произошло между мной и Ранкэйлором перед Шоос-гаузом.
– Значит, вы будете висеть рядом с Джемсом Стюартом! – сказал он. – Это нетрудно предсказать.
– Я все-таки надеюсь на лучшее, – отвечал я, – но не отрицаю, что иду на риск.
– «На риск»! – повторил он и снова помолчал. – Мне следует поблагодарить вас за вашу верность моим родственникам, которым вы выказываете большое расположение, – продолжал он, – если только у вас хватит твердости не изменить им. Но предупреждаю, что вы подвергаете себя опасности. Я бы не хотел быть на вашем месте, хотя сам я Стюарт, если бы это было нужно всем Стюартам со времен Ноя. Риск! Да я постоянно подвергаюсь риску. Но судиться в стране Кемпбеллов по делу Кемпбеллов, когда и судьи и присяжные – Кемпбеллы… Думайте обо мне что хотите, Бальфур, но это свыше моих сил.
– У нас, должно быть, различные взгляды на вещи, – заметил я. – Я был воспитан в этих взглядах моим отцом.
– Честь и слава ему! Он оставил достойного сына, – сказал он. – Но мне не хотелось бы, чтобы вы судили меня слишком строго. Мое положение чрезвычайно тяжелое. Видите ли, сэр, вы говорите что вы виг, а я сам не знаю, кто я такой. Разумеется, не виг – вигом я не могу быть. Но, примите это к сведению, я, может быть, не особенно ревностный сторонник противной партии.
– Правда? – воскликнул я. – Этого можно было ожидать от такого умного человека.