— Варвара Ивановна, — сказала Катруся, — можно мне написать «пять»? У меня ни одной ошибки.
Варвара Ивановна посмотрела на Катрусин листочек, разглядела рисунок и крупную подпись: «КАТЯ».
— За рисование — пять, — сказала Варвара Ивановна.— Тут сразу видно, что это домик, а это девочка,— а это цветы. Для твоих лет нарисовано очень хорошо. А за письмо больше четвёрки поставить не могу, потому что одну ошибку ты сделала: буква «Я» у тебя не в ту сторону смотрит. Нужно вот. так, гляди.
И Варвара Ивановна написала большое «Я». Оно было гораздо красивее, чем у Катруси. И потом, у Катруси кружочек и ножка были с правой стороны прямой палочки, а у Варвары Ивановны — с левой.
— Я тоже так могу! — сказала Катруся и написала «Я» так, как у Варвары Ивановны.
— А ну-ка, ещё раз я ещё раз — пускай рука приучится писать правильно, — сказала Варвара Ивановна. — Вот видишь, как хорошо выходит! Напиши теперь снова «КАТЯ», без ошибки.
Катруся принялась старательно выводить буквы. А когда написала своё имя, Варвара Ивановна посмотрела и поставила под ним такую же хорошую закорючку, как в тетрадке Оксаны Коваленко.
— Пять! Пять! — радостно закричала Катруся, подпрыгивая на стуле и хлопая в ладоши. — Покажу завтра маме и па пе! Давайте ещё писать что-нибудь, Варвара Ивановна.
Но Варвара Ивановна покачала головой.
— На сегодня хватит, — сказала она. — Посидим лучше на диване да поговорим.
Ну конечно, Катруся охотно согласилась. Она очень любила сидеть с Варварой Ивановной на её широком диване и слушать интересные сказки и разные истории из жизни. Варвара Ивановна знала множество таких историй. Вот они уселись на диване. Варвара Ивановна подсунула себе под бок подушку и спросила:
— Про что тебе рассказать?
Катруся немножко подумала, а потом попросила:
— Расскажите, как вы были маленькая, как учились читать.
— Ну хорошо, слушай, — улыбнулась Варвара Ивановна и начала рассказывать. — Это было очень-очень давно…
— Когда меня ещё не было на свете? — спросила Катруся.
Не только тебя, а и мамы и папы твоих не было. Очень давно, ещё задолго до Октябрьской революции…
— В самом первом, тысяча девятьсот первом году? — перебила снова Катруся.
— Ну, не в тысяча девятьсот первом, а немного позднее… Только ты не перебивай меня после каждого слова, а то я тебе ничего не смогу рассказать… Жили мы в маленьком домике, на окраине большого города. Мой отец работал на заводе. А завод этот принадлежал богатому фабриканту, капиталисту. У того фабриканта было много денег, он жил в роскошном доме и ничего не делал. А мой отец и другие рабочие на него работали.
— А зачем же они на него работали? — удивилась Катруся.
— Да ведь им нужно было зарабатывать деньги, чтобы как-то жить. Тогда все заводы и фабрики принадлежали капиталистам. Вот и приходилось на них работать, чтобы заработать денег. Только платили рабочим совсем мало, а семья у нас была большая. Вот отцова заработка и хватало только на то, чтобы кое-как прокормиться да одеться. А уж на конфетки да на игрушки нечего было и заглядываться. Ни игрушек, ни книжек с картинками у нас не было. Я даже и не знала, что бывают такие детские книжки…
— И вы не читали «Муху-Цокотуху»? И про гадкого утёнка? И совсем никаких сказок не знали?
— Нет, сказки я знала, сказки нам бабушка рассказывала. А буквы я знаешь как выучила? По вывескам на магазинах. Вот пойдём с мамой на рынок, идём улицей, я и спрашиваю маму: «Это что написано, это какая буква?» Она мне скажет, а я и запомню. Скоро я все вывески научилась читать.
Особенно запомнилась мне одна вывеска на нашей улице. Там была такая большая прачечная, где стирали бельё, — конечно, для богатых людей. И вот там над дверью висела огромная вывеска: «Прачечное заведение». Эту вывеску я долго не могла прочитать. Но наконец и её прочитала!
Тогда отец увидел, что мне хочется учиться, кое-как собрал деньжонок и купил мне букварь. «Пора, говорит, тебе, Варенька, в школу». И начала я ходить в школу.
— И вам учительница ставила пять, правда же?
— Правда. Я хорошо училась, учительница меня всегда хвалила. А потом я ещё любила сама учить. Приходила до мой и всё, что в школе выучила, сестричке Марусе показывала. Маруся в пять лет у меня грамоте выучилась. Отец радовался, говорил: «Вот вырастешь, учительницей будешь».
А мама хоть и жаловалась, что приходится мне платья да башмаки справлять, чтобы ходить в школу, но всё же и ей было приятно послушать, как я хорошо читаю.
— И так вы учились, учились, а потом и правда стали учительницей, как ваш папа говорил? — спросила Катруся.
— Э, нет, не так оно всё просто было! — покачала головой Варвара Ивановна. — Проучилась я в школе два года. Тут вдруг началась война, отца моего забрали в солдаты. Пошёл он на войну, а там его убили. Осталась наша мама со старой бабушкой да с четырьмя детьми.
Что делать? Как жить? Пришлось маме самой на хлеб зарабатывать. И пошла она работать в это самое «Прачечное заведение», на котором я вывеску читала. А бабушка была совсем старая да хворая, не могла одна с ребятишками управиться. Мама и забрала меня из школы. «Ты, говорит, большая, десятый год пошёл, да и грамотная уже. Хватит учиться, будешь дома хозяйничать». Тем и кончилось моё ученье.
— А дальше? Вы больше и не учились? А как же вы стали учительницей? — удивилась Катруся.
Варвара Ивановна сидела задумавшись, видно вспоминая свою маму, старую бабушку, сестёр да братишку… Потом она погладила Катрусю по голове и поднялась с дивана:
— Про то, что дальше было, расскажу в другой раз. Уже девятый час, пора тебе спать. Пойдём, накормлю тебя и по ложу в постельку — у тебя уже глаза закрываются.
Катрусе очень хотелось послушать теперь же, а не в другой раз, что было дальше. Но глаза у неё и правда сами собой закрывались. Поэтому она не стала спорить и послушно пошла в свою комнату.
Катруся катается на санках
Есть на свете такие странные люди, которым почему-то не нравится зима. Они жалуются, что зимой холодно, что нужно на себя надевать много разной тёплой и тяжёлой одёжи. Им не нравится, что нет зелени да цветов, что вся земля покрыта
снегом, а по снегу ходить скользко, можно упасть… Они только и думают: пускай бы зима поскорей линовала да наступила бы весна!
А на самом деле эти люди ничегошеньки не понимают. Ну что из того, что зимой холодно? Так и надо, чтобы было холодно. Ведь если будет тепло, снег сразу растает. А если не будет снега, как же тогда кататься на санках? И на лыжах тоже нельзя ходить и бегать на коньках по льду. Ведь и лёд бывает тоже только тогда, когда холодно, а от тепла он тотчас растает.
Коньков у Катруси, правда, не было. Мама сказала: «Ещё рано». Но Катруся не раз видела, как катаются большие ребята, которые уже ходят в школу. И это было так весело!
Зато санки Катрусе давно уже купили, ещё в прошлом году. Очень хорошие, лёгонькие саночки! Катруся сама носила их вниз по лестнице, когда шла с мамой гулять.
Она каталась на своих санках по дорожкам в сквере, съезжала со снежной горки.
А один раз вместе с ними пошла гулять и Наташа. У Наташи тоже есть санки. Они и с горки катались, и возили в санках друг друга. А потом привязали Наташины санки к Катрусиным, сели каждая на свои санки, и мама начала бегом катать их по дорожке обеих сразу.
— Бабушка так не смогла бы, — сказала Наташа, — ведь моей бабушке шестьдесят лет. А твоей маме двадцать пять, потому она и умеет бегать!
Катрусина мама и правда бегала очень хорошо. Какой-то большой мальчишка хотел прицепиться к Наташиным санкам, но мама так на него крикнула, что он сразу же убрался прочь и только издали показал маме язык.
День прошёл очень быстро. Начало темнеть, пришлось возвращаться домой.