Сергей был так огорошен, что не мог ничего сообразить. Но Ламка расценила его молчание по-своему:
- Твоя отдаст... Я знаю...
- Ты встречалась с нею? - он чуть напружинился.
- Я видела... - Ламка помешкала, - её глаза.
Она возвышалась над ним во всей своей красе. Ему бы любоваться этой удивительной женщиной, оглядывая её всю от маковки до пят, но он впервые видел её такой смятенной и не знал, как себя держать. Прямо в глаза он смотреть был не в силах, и чтобы уж совсем не отводить взгляда, прятал его в созвездие родинок, которые обнажила соскользнувшая с плеча бретелька.
- Рожу ещё... Если захочешь, - выдохнула Ламка. Взгляд Сергея метнулся к потолку.
- Ты хочешь сказать: а он? - опять по-своему истолковала Ламка. - Он смолчит. Закон, во всяком случае, не переступит... Но только надо уехать...
- Почему? - вырвалось у Сергея.
- Ну как же! - мучительно улыбнулась она. - Здесь?.. При них?.. - Это прозвучало так, словно тени его жены и её мужа находились сейчас здесь, в этой комнате. Сергей даже дыхание притаил.
Что сказать, как ответить - чтобы и не обидеть, и не давать скоропалительных обещаний, - Сергей не знал. Душа его ещё не созрела. Он не готов был к этому экзамену. А отвечать впопыхах не чувствовал ни желания, ни права.
- Давай подождем, - сказал он. - Скоро весна. Будет много солнышка, света, и всё прояснится... Ладно?
Откуда было Сергею знать, что к той поре отношения в семье у Ламки обострились. По милости редакционной соседки - бдительной старой девы - муж прознал про тайную связь, и меж супругами состоялся очень крутой разговор. Сергей не знал этого, потому что так уж повелось у них - о семейных делах, тем более о женах-мужьях, они с Ламкой почти не говорили.
Изменилось ли что-то в их отношениях после той поездки? Сергей ничего не замечал. Ламка была такая же порывистая, такая же трепетная. Разве только немного посуше стали её глаза, словно их тронуло первое весеннее солнышко.
- Отчего это? - спросил он.
- Весна. Авитаминоз, - как бы подтверждая его догадку, обронила она.
В начале марта Ламка снова собралась в командировку. На сей раз ей предстояло ехать в соседнюю область. По этой причине разлука могла затянуться. И, словно предчувствуя это, в последний вечер они долго не могли расстаться.
- Не звони, - попросила она. - Ладно? - Она остерегала его от редакционной соседки, хотя для неё, Ламки, это уже не имело никакого значения. - Я сама объявлюсь. Хорошо?
- Хорошо, - согласился он, совсем не желая признавать, что это хорошо.
...Сергей не звонил в редакцию две недели. Две недели он не слышал её голоса. Однако не потому, что держал слово, - сам очутился в командировке. Причём где? - в самом северном районе области, на берегу океана. Он не в силах был сдержать это слово и не раз пытался дозвониться. Больше того, однажды его соединили. Слышимость оказалась отвратительная. Но дело было даже не в этом, потому что не столь важен казался смысл, сколько вообще голос. Трубку взяла не Ламка, а видимо, та неведомая ему соседка, и он отказался от разговора.
В той командировке ему ничего не оставалось делать, как изводить себя работой. Он мотался с места на место по дальним заказникам, урывками спал, чем придётся и когда придётся питался. Он так извёлся за те дни, что к концу второй недели укоротил брючный ремень аж на три дырки.
Программу командировки Сергей завершил досрочно. Однако когда собрался назад, на край обрушился циклон. Стихия перемешала небо и землю в один метельный клубок. Пурга бушевала неделю. Самолеты, ясно дело, не летали. В итоге в областной центр Сергей вернулся на двадцатые сутки.
Был полдень, когда он вошёл в свой подъезд. Машинально открыл почтовый ящик. Жена почту не забирала. Там скопились стопка газет, журнал «Охота и охотничье хозяйство», счёт за телефон и письмо. Почерк на конверте он узнал. Его бросило в жар - рука была Ламкина. Сердце встрепенулось, он никак не мог распечатать конверт и в конце концов, глянув на просвет, оторвал кромку. Внутри виднелся голубоватый листок. Он извлёк его. Это оказался больничный. Листок был заполнен непонятным медицинским почерком. А поперёк красным фломастером было выведено два слова. Сергея обнесло, он едва успел ухватиться за перила. Одолев внезапный приступ, он, как пьяный, поднялся на свой этаж, открыл квартиру и, не раздеваясь, бросился к телефону. Ламкин номер не отвечал. Он порылся в справочнике, нашёл редакционный раздел, набрал первый же попавшийся - не то секретариата, не то бухгалтерии - и, когда услышал отзыв, почему-то представился преподавателем музыкальной школы.