В очередной раз, обо что-то мысленно запнувшись, Валентин замолк, тьма нависла и легла на стол, как облако на гору. «Да уж, бедный Валя», – тем временем спешно мозговала я себе. – «Раз он мне с такими муками вещает, то как оно было со старшим Петровичем? Подумать страшно. Что он не только сумку у мёртвицы (есть такое слово или нет?) из рук вынул, он в её квартиру пошёл искать проклятую карту. Точно, мозги всмятку, а чем помочь?» – И у неё в квартире, – я оказалась без состояния придумать что-то новое, просто навела Валентина на «продолжение следует», об авторах триллеров мы оба вспомнили не зря. – Когда открыл.
– То, разумеется, ничего подобного не нашел, – Валентин включился почти автоматически не в свой рассказ, а в поток общих размышлений на тему. – Хотя, помывшись, взял себя за шкирку, потряс и искал вполне разумно, по правилам. Сначала, где можно подумать и вообразить, далее по Эдгару По, в доступных, но маловероятных местах. В середине обыска почти предметно представлял, что смогу оправдать свои действия у Петровича лишь при наличии карточки, причём из рук в руки. Иначе получался полный конец света (Валька выбрал иное выражение), который в результате нас и настиг. Где находимся по самое некуда.
– А именно? – вставила я с долей интереса, поскольку постфактум и конец света лично у меня не вытанцовывались.
– Они все, Петрович первый, дружно решили, что я заначил карточку, – лаконично обозначил Валентин, далее пояснил главную обиду. – Им по фигу, замочил я клиентку или довёл до суицида, им обидно, что цель не оправдала средств и карточки нету, невзирая на труп. Если бы отыскал и отдал, они привязались бы к наследникам, с их согласия открыли чёртов ящик, в банковских договорах такое предусмотрено. Но только с карточкой, без неё – хрен в сумку! И они вообразили, что я отнял или замылил в проекте такой процедуры, через полгода, после ввода в права наследства. Подберусь к родным, тихо проверну дельце и заберу себе спорную вещь. Потом, если стих найдёт, стану с ними торговаться с позиции силы.
Этого момента в рассказе я не поняла, о чём Валентину честно сообщила. После того он вновь потерял нить печальной повести и долго сидел, тупо уставясь в пустое блюдце с окурком, пепельницы незаметно кончились. Наше непонимание на сей раз разрешилось с приходом девочки, она принесла целый кофейник, которого никто не заказывал, и нарядную жестяную банку из под чая. Надо думать, персонал отчаялся угодить неприятным клиентам и выделил услуги крупными ёмкостями, чтобы не сновать туда-сюда и не мешать приватным беседам.
– Поэтому категорически запретили мне заниматься этим делом, просто на пушечный выстрел, – Валька очнулся и продолжил с полуслова, зажевав хороший кусок рассказа вместе с моим вопросом. – Тебя, надо думать, предупредили? Чтобы не смела. Потому что известно, если ты взялась искать, то, возможно, найдешь то, что им надо. Вместе с тем, чего не надо совсем, планида у тебя такая. Кому станешь отдавать – спрашивать у Петровичей не будешь, это они учли. Тогда он наступит опять, этот самый конец света. Они согласны плюнуть и карточку потерять, чтобы никому не досталась. Сероухов пускай посидит или они его конфискуют, чем допустить, чтобы им в курятник залезла такая непредусмотренная лиса. Глупая, как последняя курица, но с нечеловеческим везением.
– Я почти доехала, – сообщила я, не обращая внимания на сомнительные зоологические комплименты. – Тебе желательно, чтобы я поискала карточку и отдала тебе, а ты Петровичам, чтобы они не думали…
– Мне плевать, что они думают, – с горечью отозвался Валька. – Они от меня и «Аргуса» камня на камне не оставят, если подлая картинка не окажется на столе в течение двух недель. Потому что если её не будет, считается, что у меня. А убил я Лару хитрым способом либо она дошла до суицида моими стараниями – им по фигу. Но точно сметут с лица земли, как пошедшего против благодетелей. Доказать, что я влез в машину, искал, но не брал, не представляется возможным. Разве что божий суд, это если бросить меня в колодец и посмотреть, не выплывли. Тогда точно виновен, а если утону, то нет. Если бы не вскрывал машину, то ноль претензий, отделался бы выговором за разгильдяйство. Вот такова выходит ситуация на данный момент астрономического времени.
Зачем удручённый друг Валентин приплёл к своим донельзя грустным обстоятельствам астрономическое время, я не совсем поняла, однако не поинтересовалась. Общая картина сложилась, с плиточным цветком и без него, звонок благодетеля Паши встал на должное место, как добавочный несчастливый лепесток, моя личная ситуация склеилась и выстроилась. Тревожило иное, чем я поспешила поделиться.