– А мою можно, – сказала Юля.
– Это потому, что вы ещё молоды. Покоптите небо с моё… Окнами я занимаюсь не всерьёз, есть у меня маленькая фирмочка. Если кому интересно, имейте в виду. О, я же вам не дал свою визитку!
Вот в тот момент Юля и вытащила ладонь из растянутых рукавов свитера, который проклинала с утра – надо же было вырядиться в такой жаркий день! Приняла визитку с курсивными буквами, а следом ещё одну – красно-белую, где Олег Аркадьевич Ясной был указан уже как директор фирмы «Окна в мир». Номера телефонов, обратила внимание Вогулкина, были одинаковые, хоть и набранные разным шрифтом. (Вторая визитка не сохранилась.)
– А вы случайно не знаете, в какой квартире застрелился второй секретарь обкома Пшеницын? – спросила Юля.
– В двадцать третьей, вон там, – показал пальцем Ясной. – С тех пор Дом Чекистов стали называть «пастью дьявола, пожирающей людей». Что вы опять так на меня смотрите, Юля? У меня отменная память.
– А вы случайно не забыли свои особо ценные часы в ресторане?
– Ну что же вы мне не напомнили, Юля? Теперь придётся возвращаться в «Штолле».
– И потом за ключами в институт?
– Да, и за ключами в институт! А во-он с того балкона, видите, на голову первого секретаря обкома Андрианова нагадила свинья! В сорок третьем. Многодетные там жили, отец на фронте у них был. И бабушка додумалась взять поросёнка. Жил он в ванне, а гулял на балконе. И прямо на дорогую шляпу Андрианову сделал свои дела!
Подошла, переливаясь в лучах заката, Марина Яковлевна с булкой «Уктусского» под мышкой. Ясной галантно взял её под руку с другой стороны и махнул на прощание Вогулкиной:
– Не забудьте прислать интервью перед публикацией.
Юля обернулась, покидая двор, потому что до неё, кажется, долетел смеющийся голос Ясного:
– Эти журналисты, с ними глаз да глаз!
Вернулся с прогулки Тимоша, кивнув Юле, как доброй знакомой. От него, как от черёмухи, пахло медовым пирогом.
3.
В следующий раз Вогулкина увидела Олега Аркадьевича через два с половиной года. Были тогда совсем другие пироги – и в прямом, и в метафорическом смысле.
Они с Пашей уже окончили университет, Паша стал жить с Алёной и Алёну эту от Юли скрывал. На свадьбу, во всяком случае, Вогулкину не позвали. Делали вид, что не было никакой свадьбы. Научный труд о Доме Чекистов тоже увял на корню: Зязев к его истории охладел сразу после того, как Юля подробно рассказала ему о загадочном Олеге Аркадьевиче и его изысканиях.
– Я никогда не умел быть первым из всех, но я не терплю быть вторым, – процитировал Гребенщикова. Паша считал, что у БГ есть цитата на любой случай жизни. У БГ, Шекспира и Высоцкого.
Рассказ про Ясного Паша выслушал с интересом, но встретиться с ним тогда не захотел.
– Чудак какой-то, – сказал он. – Сын лейтенанта Шмидта.
Юля решила, что Зязев, наверное, прав. Мало ли странных людей в Екатеринбурге, особенно по весне, это же не повод относиться к каждому всерьёз! Но что-то не отпускало её мыслей от Ясного, ведь даже если он был настоящий аферист-авантюрист, всё равно какое-то здравое зерно в его историях имелось. И как убедительно, как ловко он складывал на ходу враньё и факты!
– Может, он тебе понравился как мужчина? – спросила подруга, которой Вогулкина открылась по чистой случайности.
– Да вроде нет, – сказала Юля. Если честно, ей никто не нравился как мужчина кроме Паши Зязева, с которым они стали в конце концов любовниками. Лет пятнадцать всё это у них продолжается.
А тогда, после памятного похода в «Штолле», Вогулкина несколько месяцев провела в сетевых раскопках – читала про Шагала, Лилю Брик и генерала Игнатьева (их два оказалось, отец и сын: оба выдающиеся). Нашлась даже заметочка про «мнимых потомков генерала Игнатьева», но у Юли дома не было принтера, распечатать заметочку сразу она не смогла, а потом та исчезла, как если бы её и не было.
Ясному Юля позвонила через пару дней, заранее страдая от того, что придётся врать. Но у Олега Аркадьевича сработал автоответчик – и Вогулкина, малодушно ликуя, скороговоркой сообщила, что интервью, к сожалению, не выйдет, так как газету, для которой планировался материал, внезапно закрыли.
Лгала она не так убедительно, как Ясной, – к тому же он-то не лгал, а привирал. Делал жизнь интереснее, чем она есть на самом деле.
А снова увиделись они в музее писателей Урала, куда Паша устроился на работу ещё до окончания университета. Юлю он с собой не позвал, там ставки для неё не было. Вообще нигде для неё ставки не было, и на безрыбье она начала потихоньку проводить свои собственные экскурсии по Екатеринбургу – рассказывала об истории храмов, о царской семье. Потом прошла курсы, получила свидетельство гида. Сделала маршрут «про художников»: Неизвестный, Волович, Брусиловский, Метелёв, Калашников… Букашкин, разумеется. Народ не то чтобы прямо валил к ней на эти экскурсии, но что-то зарабатывала. На жизнь уходило немного – об отдельной квартире, спасибо им, позаботились родители. Папа и сейчас подкидывал Юле то пять, то десять тысяч «на глупости». Но расстраивался, конечно, что она и замуж не вышла, и карьеры не сделала. Мама по-прежнему наивно верила, что дочь однажды «всем покажет», а сама Юля чем дальше, тем чаще вспоминала своего именного двойника, кудрявую мартышку из четвёртого «Б». Гадала: как сложилась жизнь у неё?..