Это была славная старинная купальня, построенная на плоту в укромном месте под плотиной. Она уже развалилась, вернее, у нее не хватало дверей и кое-каких стропил на крыше. Но это был почти исторический объект. Купальня еще помнила дамские купальные костюмы — шаровары, блузы с рукавами и чепцы. С каким визгом бросались тогдашние девушки в воду!
С тех пор купальня вышла из моды. Никто туда не ходил, никто. Катя не принимала во внимание молодую женщину, терпеливо обучавшую плавать мальчика и без устали повторявшую: «…аз-два-три, …аз-два-три!» — а также двух пожилых женщин, говоривших о погоде.
С искренним удовольствием Катя растянулась на досках.
— Как здесь пустынно, правда? — услышала она около себя голос.
Блеснули огромные серьги, и Катя увидела девичье лицо со сложенными в трубочку губами, которые, казалось, готовы были свистнуть. Катя приподнялась, а девушка с выпяченными губами продолжала говорить:
— Ужасно пустынно и скучно… Разрешите?
Не дожидаясь ответа, она разостлала около Кати махровую простыню.
— Мы же знакомы, правда? — трещала она, выкладывая около себя кремы в баночках и тюбиках, расческу, темные очки, рогалики с маком, промасленный сверток в коричневой бумаге.
— Знакомы? — Катя была удивлена.
— Конечно же! Ка Яндова у пана д-ра Янды. Отправитель д-р Янда, Прага. Правда смешно?
Катя не могла понять, что тут смешного, и не могла вспомнить девушку.
— Ну! Марки, заказные письма, переводы денег! Теперь вспомнили?
Конечно, теперь Катя вспомнила. Эта девушка работала на почте. Она любезно разрешила Кате называть ее просто Властой.
Не прошло и минуты, как та вскочила, встала на цыпочки и замахала косынкой:
— Ау, ау! Идите сюда! — И, обратившись к Кате, заметила: — Теперь будет весело! Они идут сюда! У нас чудо-компания!
Сердце у Кати так и ёкнуло. Неужели это возможно? Она так мечтала попасть в чудо-компанию!
Надежда ее приближалась в облике одной толстой растрепанной девчонки и двух молодых людей.
Первым шел Яроуш. У него были удивительные усы: казалось, будто брови переселились под нос. Он таращил глаза и молчал. Когда же решался что-либо произнести, это звучало словно эхо того, кто шел рядом с ним, — модно одетого и причесанного парня, который недавно продал Кате мыло. Энуна. Пан Веселы.
Он опустился на доски купальни так, будто до предела выдохся.
— Ну, — обратился он к Кате, как старый знакомый, — разве я не говорил, что мы сколотим компанию? Здорово, а?
Власта удивилась, что они знакомы, и немного сурово спросила Катю, как, собственно, ее зовут — «К». Катя?
— Яндова… Катержина, — ответила она с каким-то неприятным чувством.
— Катержина! Потрясающее имя! — с восторгом произнесла толстая девочка. — А как вас зовут свои? Катя?
— Нет, Катрин.
Это была неправда. Так ее называла только Уна. Растрепанную толстуху это ошеломило, а Власта внутренне возгордилась, что привела в компанию девушку с таким уникальным именем.
На Яроуша и пана Веселого это имя не произвело никакого впечатления.
— Ну что, давай? — пробасили они и плюхнулись в воду.
Из девушек на «давай» среагировала только Катя. Парни молча плыли по обе стороны от нее. Когда подплыли к самому глубокому месту у плотины, Яроуш дернул усом.
— Пора? — подмигнул Энуна, и глаза его стали стеклянными.
Это означало, что пора было наброситься на Катю. Они стали ее топить.
Когда Катя выбралась из воды, они уже сидели на досках купальни и корчились от смеха.
— Мы, Катрин, тут чуть не лопнули от смеха!
Все считали, что это была шутка что надо. Только не Катя. Она вся дрожала.
Дрожать можно от холода, от злости, а еще от стыда.
На следующий день она помогала бабушке варить смородиновое варенье. У нее было плохое настроение, как у человека, который мечтал о светском обществе, а оказался на кухне. Руки ее были испачканы соком. «Ну и ладно! — смиренно говорила она сама себе. — Теперь я уже не двинусь с места, даже если…»
Но двинулась. Стоило только перед домом затарахтеть мотору, как Катя двинулась. С веранды она видела, что перед воротами остановился мотоцикл. На мотоциклисте было что-то пестро-клетчатое. Он разговаривал с мальчиком в трусиках, с удочкой и сеткой в руках. Едва она успела прикоснуться расческой к волосам и крикнуть, как мотоцикл уехал. А по дорожке к дому шел Енда.