Девочки бросились вслед за ним, но столкнулись с доктором. Он шел и насвистывал.
— Е… Е… — сказала Катя.
— Заикаешься? — спросил доктор. — Это на нервной почве.
— Е… Е… — повторила Катя.
— Интересуешься Ендой! Успокойся. Быть ему за решеткой.
У Веры затрясся подбородок, но Катя ее успокоила:
— Очередная шутка доктора!
В этот момент зазвонил телефон. Теперь очередь испугаться была за дедушкой:
— Прага?.. Как же я… Гром и молния! Забыл отказаться от разговора… Да, да, девушка… — кричал он в трубку и потом сразу же изменил тон: — А, это ты, Филипп! Будь здоров. Как Яна?.. Что?.. Нет, что может у нас случиться? Ничего! Почему я звоню? Почему я тебе звоню! Конечно, почему звоню… Видишь ли… из-за собаки!
В трубке что-то громко трещало, и доктору приходилось кричать еще сильнее:
— Я не говорю, что жизнь, как у собаки, а из-за собаки. Собака… понимаешь? Щенок. Домашнее животное на четырех лапах… Да, собака. Имей немножко уважения к старому отцу, Филипп! Кроме шуток! Я звоню тебе из-за собаки, да, из-за щенка… Можно его взять?.. Кто хочет? Кто хочет его взять? Ну конечно же… Катя!
В главе шестой Енда кается
Катя влюбилась, влюбилась страстно и… безответно, потому что он не отвечал ей любовью на любовь и вообще не замечал ее.
Звали его Дон. У него были глубокие карие глаза, мягкая волнистая шерсть, о которой кое-кто мог бы сказать, что она имеет цвет ржавчины. Но для Кати это был цвет золотого меда. Ей не нужно было ничего другого, только бы это золото гладить, расчесывать, чистить щеткой, но Дон убегал от ее ласки. Его не привлекали ни нежность, ни сахар, ни даже кусок мяса. Это был невероятно своенравный пес.
Енда принес и достал его из серого грубошерстного одеяла, напомнившего Вере попону, и заявил, что это чистокровный коккер. Затем представил его: «Дон из Едловой». Катя влюбилась в него с первого взгляда.
Потом дедушка сказал, что в наказание этот щенок будет принадлежать не Енде, а Кате. Енда пытался защищаться:
— Но ведь пани Лоудова дала его мне. Ради него я отправился в Едлову…
— Вот именно! — ответил доктор.
И Енде пришлось понять, что наказывают его за то, что он ушел из дому без разрешения, что всех не на шутку перепугал и что милиция разыскивала его всю ночь.
— Доктор, пойми же меня…
Он ходил за дедушкой как тень и просил:
— Прошу, пойми меня! Ведь я же не хотел там оставаться, а Вашек…
— Кто такой Вашек? — строго спросил дедушка. — Гм… молодой Лоуда. И у него ума не больше!
— Мне хотелось удивить вас, — пытался защищаться Енда. — Думал, что к вечеру вернусь обратно. Но гроза…
— Знаю, — прервал его дедушка. — Гроза, страшный ливень, не работал телефон… Все это пани Лоудова мне сказала. За это, Ян, я тебя не наказываю. А наказываю за то, что ты не имеешь права пускаться в авантюрные приключения. Не имеешь права уходить из дому без разрешения. Единственное, что тебе удалось, так это напугать нас!
На этом разговор закончился.
Енда знал, что это очень плохо, когда доктор вместо ласкового «Енда» называет его по-взрослому «Яном» и обращается к нему столь серьезно. Он не переставал страдать и каждому жаловался на свою горькую судьбу.
— Как теперь быть? Дедушка отдал моего щенка Кате. Понимаешь, моего!
Это было строгое наказание. Тогда бабушка посоветовала:
— Знаешь что, Еничек, не ходи больше и не проси! Постарайся чем-нибудь порадовать дедушку, пусть он почувствует, что ты хочешь загладить свою вину.
Енда долго раздумывал, потом посоветовался с Верой и направился к дедушке:
— Доктор, я хочу покаяться!
— Как говорит пословица, «кайся, да опять за то не принимайся». Поэтому, Ян, скажи мне заранее, что ты собираешься сделать, чтобы нам снова не пришлось разыскивать тебя с милицией. — Доктор многозначительно посмотрел на грешника.
— Не бойся, доктор!.. Я… я сделаю что-нибудь, чтобы ты знал, что я сожалею о случившемся и хочу вернуть себе Дона.
Дедушка пожал плечами и заторопился на работу. А Енда пошел совершать добрые дела.
Прежде всего он решил проявить великодушие, поэтому подарил Качеку свое индейское украшение и нож. Малыш моментально порезал себе руку. На рев прибежала бабушка. Она отобрала нож, пообещала Енде взбучку и сказала, что такое покаяние никому не нужно.
— Ты поступил неправильно! — Вера тряхнула светлыми кудряшками. — Лучше порадуй взрослых…