Бабушка не удержалась:
— Опять называешь дедушку доктором? Сколько раз повторять одно и то же?
Она сделала шаг вперед, чтобы заглянуть в беседку. За ней последовали остальные, но в темноте ничего не могли разглядеть.
— Вот! — торжественно произнес Енда и встряхнул что-то, послышался пустой и какой-то глухой деревянный стук.
— Я починю ее сам, чтобы доктору, то есть дедушке, было с чего ловить рыбу. Эту лодку мы тоже возьмем с собой, и у нас будет две лодки!
В ожидании восторженного согласия, он стоял, как памятник.
— Филипп! Ведь это наша старая лодочка!
Бабушка так разволновалась, что готова была тут же вытащить лодку из беседки.
Это было старое суденышко, которое сегодня можно увидеть разве что на пожелтевших страницах старых журналов. Такие же челны качались на написанных маслом озерках; в них сидели девушки, они пели и играли на гитаре. Казалось, что эти романтические картины создавались воображением художника. Но нет. Перед ними был настоящий челн, похожий на половинку скорлупы ореха, с длинными веслами, красиво вырезанными сиденьями, правда, покрытый паутиной, старыми листьями, кое-где растрескавшийся и обветшавший.
— Милая старая лодочка! — умилялась бабушка. — Какая она чудесная!
Станда недовольно переступал с ноги на ногу, такие слова были ему не по душе. «Тоже мне чудесная! — думал он. — Какая-то старая рухлядь». Станда любил современные полированные вещи и работающие моторы.
— Мы совсем о ней забыли! — растроганно произнес док тор и посмотрел вокруг.
Енда мог быть доволен.
Вера и Качек шушукались. Катя недовольно уселась под деревом: «Сколько шуму из-за старой лодки!.. А щеночек опять куда-то убежал…»
Ее угнетало одиночество. Пошла к остальным во двор, где около импровизированной лодочной мастерской Енда мыл лодку из садового шланга. Под струей воды проявлялась былая красота, и тут же возникали догадки и предположения: можно ли будет отремонтировать лодку? Да или нет? Вот показались следы старой окраски и в носовой части — буквы, плохо различимые: «к», «е», «а».
— Эх вы, мудрецы! — Доктор осторожно отстранил читающих. — Катя, Катенька — вот что там было написано. Бабушкино имя, ясно?
Бабушка улыбнулась, вспомнив что-то прекрасное, и сказала:
— Это была лодка влюбленных.
— Да… Еще бы! — промолвил доктор, и они как-то очень таинственно переглянулись с бабушкой.
Катя навострила уши. Что, что такое? Она любила старые истории, особенно если они касались любви.
Но мгновение прошло, и доктор снова был по-деловому короток и точен. Он объяснил Енде, что его идея бессмыслен на: лодка уже старая, она много лет не была на воде дерево стало трухлявым.
— А может быть, и нет? — возразил Енда Если нет то я ее починю.
— Зачем тебе это?
Все наперебой принялись объяснять бабушке и дедушке, что Енда тем самым загладит свою вину, что он хочет чтобы дедушка его простил.
— Ребенок! — сказала бабушка.
А дедушка добавил:
— Дорогой ты мой! Ведь с этим покаянием я пошутил!
Но Енда настаивал на своем. Нет! Какие могут быть шутки, когда щенок пока еще ему не принадлежит.
— Я не согласна, — запротестовала Катя. — Пес мой!
— Милая барышня! — Дедушка не просто пронзал, но прямо сверлил ее глазами. — Уважаемая барышня, пора бы хорошенько подумать. Твой или его? Если родители не передумают и щенок окажется в Праге, то какая разница, твой он или его? В чем проблема?
Катя все же полагала, что разница есть, и притом довольно большая.
Ее никто не поддержал, потому что все сочувствовали Енде. Вспомнили разговор доктора по телефону (при слове «доктор» бабушка в отчаянии подняла глаза) с отцом, когда растерявшийся дедушка сказал о собаке. Тогда это была полушутка. «Полу» потому, что, с одной стороны, дедушка объяснил, зачем он звонит, с другой стороны, это было наказание Енде.
— Уже получается три раза «полу», — зло ответила Катя, — не много ли? Если доктору нравится так шутить, то пожалуйста, но только не со мной, потому что я…
— …уже взрослая? — съязвил кто-то, и Катя, быстро повернувшись, ушла, чем еще больше испортила себе настроение.
— Каштан! Каштанка! — позвала она.
Но щенок ее не послушался. Он вертелся около Енды, прыгал и весело лаял. Короче говоря, он остался там, где было больше людей, где его никто не привязывал, не держал на красивом зеленом поводке, не вел на прогулку в городской сквер и не закрывал в комнате в мансарде.
Между тем около лодки кипела работа и шли горячие споры. Енда взволнованно размахивал руками, защищая свою идею. Вера с горящими глазами поддерживала Енду. И даже бабушка присоединилась к ним: она была за то, чтобы ее старенькую лодочку воскресили и поставили на ноги, точнее на воду.