— Вашек тут вообще ни при чем! — пылко воскликнула Катя, и это рассмешило бабушку.
— Так его, значит, зовут Вашек. Да, я знаю его маму. Очень приятная женщина. Вот этот твой Вашек…
— И никакой он не мой! — защищалась Катя.
Но бабушка продолжала свое:
— Так этот твой Вашек заходил сюда и сразу уехал, когда услышал, что ты лежишь, а Енда ушел в город. И что-то он сказал еще, как будто вы собирались…
Ничего иного Кате не удалось выяснить, а бабушка божилась, что она больше не может добавить ни единого слова, и все время так странно улыбалась, глядя на Катю, словно эта повязка над глазом производила неотразимо комическое впечатление.
— Бабуля, расскажи мне лучше что-нибудь. И начни прямо с того, на чем ты остановилась. Мне… мне это…
— Хватит уже оправдываться и объясняться, Катюшка, — сказала бабушка и стала вспоминать, как после долгих и трудных занятий она сдала экзамены в гимназию и была принята во второй класс заочного обучения. Причем наравне с другими девочками она посещала городское училище, а также училась стряпать, вязать крючком и на спицах…
— И вышивать наволочки с пожеланиями «Доброй ночи»? — осмелилась спросить Катя.
— Нет, нет, до этого никогда не доходило, — ответила бабушка, как показалось Кате, несколько смущенным тоном.
Так, по рассказам бабушки, уплывали годы, полные учебы, домашней работы и ночных бдений над книгами. И каждый квартал Катенька должна была отчитываться в своих знаниях перед строгой педагогической комиссией.
Девочка выросла и стала высокой, бледной, голубоглазой девушкой. Черные волосы она укладывала в узел. В один прекрасный день вновь пригласили пани Чижкову, домашнюю портниху. К шестнадцатилетию Кати она должна была сшить ей первое девичье платье. Из приложения к журналу «Леди» выбрали красивый фасон, и мамочка сказала:
«Вот видишь, Катя, ты уже девушка!»
От волнения у пани Чижковой дрожали руки, когда она раскраивала фиолетово-синее, как слива, сукно. Она еще никогда не шила платье для девушки, которая учится в латинской школе. Она еще никогда не шила платье к такому знаменательному событию, как заключительный экзамен за четвертый класс и за всю первую ступень гимназии.
В главе десятой события вновь возвращаются к старым временам
Городок Борек днем казался сонным. В липовой аллее жужжали пчелы. Из открытых окон домов доносились запахи кухни. На середине центральной улицы, растянувшись на солнышке, лежала желто-белая собака. В сквере у Старой крепости, в тени платанов, сидели несколько стариков. Изредка они обменивались словами, и только легкие облачка дыма из их трубок свидетельствовали о том, что они не спят.
Это сонное царство нарушал высокий мужчина в пенсне, нетерпеливо прохаживающийся по скверу. Он был погружен в свои мысли и не заметил двух кокетливых дам. Только после того, как одна из них во второй раз обратилась к нему, он поднял голову.
— Пан директор! — воскликнула полная дама, держащая под руку девушку, на шляпке которой цвел райский сад. — Пан директор Томса!
— Добрый день, добрый день… Извините… — Катин отец отвечал рассеянно.
— Что вы здесь делаете? — щебетала дама.
— Жду.
Пан Томса нетерпеливо приподнял широкополую черную шляпу в знак прощания.
Но дама и не думала уходить. Она интересовалась, кого он ждет и почему, и наконец вспомнила сама, что сегодня гимназисты получают свидетельства.
— Вы, конечно, ждете пана Благоушека? Какая радость: сын — гимназист!.. — трещала она, словно желая победить в конкурсе по многословию.
— Нет, Благослав уже дома. Я жду дочь. — И пан Томса снова дотронулся до шляпы.
— Ну конечно! Барышня Катя! — драматически восклицала дама. — Она, наверное, сдает экзамены? А ведь какие они были подруги с моей Отилией! — И она подтолкнула вперед девушку с цветочным магазином на голове.
Из-под шляпки с цветами выглядывали колкие глазки Отилии Шторкановой, которая несколько лет назад ежедневно ходила с Катенькой из школы домой и мечтала выйти замуж за офицера.
— Теперь барышня Катя — сама мудрость и ученость! — произнесла пани Шторканова так, чтобы сразу стало ясно, что ни она, ни ее доченька ничем подобным не интересуются. — А у нашей Отилии — заботы с приданым. Вы уж это знаете!
Она была уверена, что подобных забот в доме Томсов нет. Еще бы, Катя и поклонник — вещи несовместимые! Поклонник Отилии был не офицер, как она мечтала, а довольно толстый розовощекий парень, работавший в кондитерском магазине своей матери, где он толстыми руками развешивал конфеты и продавал трубочки с кремом. Над входом в магазин висела табличка: «Венская кондитерская. Т. Столарж. Ныне заведует вдова». В городе говорили, что Отилия делает хорошую партию. Когда заходила речь о молодом Столарже, Отилия прикрывала острые глазки веками и краснела. Она любила трубочки с кремом и мечтала о том, что, будучи молодой пани Столаржовой, наестся их вдоволь. Какая там романтика, когда приданое уже готово?