Мне больно, но я не двигаюсь. Я никак не могу сообразить, что делать.
Чтобы не испугать его, закрываю глаза. Смешно, мальчишка так же предсказуем, как любой другой представитель его пола. Вот тебе и ненависть! А я боялась!
Он, осторожно придвинувшись, уже двумя руками водит по моей груди и при этом так дрожит, что мне становится смешно. Бедняга! Наверняка в первый раз прикоснулся к женщине.
Я открываю глаза и наталкиваюсь на его настороженный и испуганный взгляд. Он на секунду застывает с руками на моей груди, затем резко подскакивает и убегает.
Я взрываюсь от хохота. Понимаю, что он меня слышит, но ничего не могу с собой поделать.
ГЛАВА 4
По-моему, слухи о юношеской красоте сильно преувеличены. А скорее всего придуманы стареющим педофилом.
Я не люблю мальчиков, а тем более подростков. Ничего, кроме физического отвращения, прыщавые юнцы во мне не вызывают, я уверена, что они редко принимают душ и усиленно занимаются онанизмом.
За следующие два дня после происшествия в гостиной мы с Дэвидом не сказали друг другу ни слова. В тот же вечер я уехала к подруге Маргарет и осталась у нее ночевать. На следующий день я вернулась с рабочим из соседней мастерской. Он поставил замок на дверь в моей спальне, и, как только закончил, я тут же снова уехала. Полуфабрикатов в доме было полно, мальчишка привык у себя в Сан-Франциско все разогревать в микроволновке сам, и по закону дети в его возрасте уже могли оставаться одни, без присмотра взрослых. Моя совесть была чиста, а если Ларри чем-то недоволен, пусть приезжает и сам разбирается со своим сынком!
Я встретилась со Стивом в номере гостиницы «Холидей Инн» на окружной дороге, в часе езды от Ньютона. Нестерпимо пахло хлоркой. Здесь недавно убирали и, похоже, после этого не проветрили. Резкий запах моющих средств разъедал глаза, в горле першило. В коридоре, совсем близко, был слышен звук работающего пылесоса, доносились голоса уборщиц, переговаривающихся из разных комнат. Что-то передвигалось, падало, шумело – словом, раздражало и не давало сосредоточиться.
Стив уже который раз начинал хорошо изученный путь. Языком скользил по моей груди, мелким и глубоким ложбинкам вокруг, размеренно двигался вниз к животу, еще ниже... Рукой медленно раздвигал сдвинутые ноги, игриво, словно по клавишам, пробегал пальцами по взлохмаченному бугорку между ними и снова языком настойчиво прокладывал себе путь по самым затаенным дорожкам, не пропуская ничего.
Прежде такая игра довольно быстро возбуждала меня, мое тело отзывалось на прикосновения его губ легкой дрожью. Я напрягалась, гадая, какое место будет одарено очередной лаской, и каждый раз его влажные поцелуи были для меня неожиданными и волнующими. Я тянулась к нему, чтобы отблагодарить, но он останавливал меня и двигался дальше...
– Прости. Не знаю, что со мной, но я не могу...
Холод гостиничных застиранных простыней раздражал. Хотелось домой, в свою кровать с теплым одеялом, знакомыми запахами и одиночеством.
– Ты плохо себя чувствуешь? – Взъерошенная голова Стива появилась между моими ногами.
– Да. Меня почему-то знобит...
Он подтянулся ко мне, лег на бок, подперев рукой голову, внимательно посмотрел в глаза.
– Ты выглядешь испуганной. И злой. Этот гаденыш опять что-то натворил? Может быть он все-таки рассказал Ларри, а ты...
– Он здесь ни при чем, – мне не хотелось возвращаться к разговору, с которого началась наша встреча.
– Тогда что? – в его голосе было откровенное недовольство.
Всем известно, что болеть или быть в плохом настроении имеет право только жена. Но не любовница. Что ж, дорогой, у тебя есть выход: вернуться к жене и забыть о моем существовании. Кстати, ты успешно делаешь это после наших встреч!
– Я плохо себя чувствую, если ты, конечно, ничего не имеешь против.
– Когда приезжает Ларри?
Неужели он догадался, о чем я думала?
Ну да, ты прав, я тоже возвращаюсь к мужу. Но это были правила игры, которые мы с самого начала приняли оба.
– Не знаю, – я потянула простыню на себя, чтобы накрыться.
Повисла пауза, во время которой он, все так же подозрительно прищурившись, изучал мое лицо. Затем вдруг обнял меня за бедра, и положил мне на живот голову.
– Я в эти дни, пока тебя не видел, думал... о нас, – мне показалось, что он хотел сказать что-то другое, но не смог.
– И...
– Ты не находишь, что вся эта ситуация несколько... как бы это сказать... вульгарна, что ли, – он сильнее сжал мои бедра. – Прости, я не хочу тебя обидеть... но ты знаешь, как я отношусь к изменам. Я католик, и...
– Ты хочешь, чтобы мы перестали встречаться?
Это был неожиданный поворот в разговоре, но меньше всего сейчас хотелось выяснять отношения. Пусть катится на все четыре стороны.
– Ты же прекрасно знаешь, что я этого не хочу! Ведь я тебя люблю...
Он поднял голову и, как мне показалось, заискивающе посмотрел на меня.
Один человек, который в моем далеком прошлом значил для меня больше чем жизнь, однажды обьяснил мне, что признание в любви – это абсолютная и безоговорочная капитуляция перед противником! После этого можно сколько угодно пытаться вернуть прежние позиции – бесполезно! Слабость обнаружена, и ее не прощают. Я хорошо выучила урок, стоивший мне многих лет страданий...
Стив никогда не говорил о любви. Сейчас, взглянув на него, я не могла понять, правда его слова или необходимое для чего-то вранье.
Дорогой мой, хотелось сказать мне, зачем говорить о том, что может испортить нашу удобную жизнь. Ты прекрасный любовник и всегда готов встретиться со мной. Во-первых, потому что тебе легко смыться из офиса: ты сам себе хозяин, в твоем подчинении пятнадцать служащих, никто из них не осмелится спросить, куда ты исчезаешь несколько раз в неделю на полдня. Во-вторых, и это пожалуй, главное: ты всегда меня хочешь! Подозреваю: не потому, что без памяти в меня влюблен, а просто у тебя такой замечательный здоровый организм, и одной женщины, в особенности, если это надоевшая жена, тебе недостаточно.
И вдруг это признание. Ты любишь меня? В это трудно поверить...
– Нам надо серьезно обдумать, что делать дальше, – Стив коснулся тыльной стороной ладони моей щеки, пальцем провел по губам, подбородку, оголенному плечу.
Я ждала, что он скажет дальше. Но он молчал, затем придвинулся, сухо поцеловал в губы и, отстранившись, спросил:
– А ты... ты любишь меня?
– Конечно, – тут же ответила я, понимая, что промедление может вызвать в нем подозрение, а затем и нудные упреки.
Я прижалась щекой к его влажной груди.
– Ты же знаешь, что очень дорог мне... Иначе зачем бы я с тобой встречалась. Но ты должен понимать, что я не могу уйти от Ларри... Во всяком случае, не сейчас...
– Кто говорит об уходе?! – раздраженно сорвался он, но, спохватившись, добавил: – Сейчас не время об этом думать! Прежде всего, мы должны решить, что делать с этим мальчишкой.
Несколько минут он снова ругал меня за то, что я не могу окончательно выведать, знает Дэвид о нас что-то или нет, затем жестко сказал:
– Даю тебе еще два дня. Если не узнаешь, я приму меры. Сам.
Меня смешило, с какой легкостью он заглатывает наживку, которую я ему бросаю.
– Как страшно! А если окажется, что он видел нас в постели, что ты сделаешь? – улыбаясь, спросила я. – Убьешь его?
– Придется... если это будет единственный выход! – он тяжело и неподвижно смотрел вперед.
– Это не смешно...
– А я и не шучу.
Сбросив простыню, я резко поднялась.
– Куда? – Стив с силой дернул меня вниз.
Он сел на кровати напротив, голый, не смущаясь, раздвинул согнутые в коленях ноги и, мрачно глядя мне в глаза, сказал:
– Я знаю... ты со мной только потому, что никто тебя так не трахает, как я!
– Выбирай слова! Ты знаешь, я не люблю, когда ты так выражаешься!
– Но это же правда. Да?
О, он прекрасно знал свои сильные стороны. Во всяком случае, я помогла ему побольше о них узнать.
– Тебе же нравится, когда я вылизываю тебя со всех сторон! Да? Скажи, что это так!