Хирам, капитан затонувшего корабля, размышлял и и мысли его были невеселые. Он разорен, лишился корабля и груза. А ведь перед плаванием он взял большой кредит. И отдавать этот кредит нечем. Вернувшись в Сидон, он будет объявлен банкротом и сядет в яму. Так что возвращаться домой ему нельзя. А ведь этот ненавистный бородач заставит всех идти туда. Не бывать тому!…
Шамху-Ардиш удовлетворенно оглядел свою одежду и хотел отдать приказ к маршу. И вдруг увидел, как Хирам что-то тихо объясняет десятнику Гесту. Тот кивнул, и стал как бы невзначай обходить своих воинов и тоже что-то им сообщать. У ассирийца вспыхнули нехорошие подозрения. Он быстро поднялся и окликнул капитана.
— Пусть твои воины отдадут свои мечи. Они им не нужны здесь.
Но тот явно не спешил исполнять приказ.
— Воины никогда не отдают оружие. Воин без оружия — уже не воин.
Финикиец дерзко и даже насмешливо смотрел на своего господина. Впервые он посмел оспорить приказ. И в его глазах уже не было покорности и страха. Он не боялся!
Ассириец гневно сдвинул брови.
— Как смеешь ты обсуждать мои слова, грязный торгаш?
— Все изменилось. Твоя власть истекла. Сейчас ты сдохнешь, ассирийский пес!
Глаза бородача вспыхнули яростью. Он молниеносно выхватил меч, шагнул вперед и пронзил Хирама насквозь. Тот лишь охнул, как-то по-детски всплеснул руками и медленно опустился на землю. И затих, уже мертвый.
Все вскочили на ноги. Гест велел своим воинам строиться в шеренгу.
Шамху-Ардиш тоже построил свой маленький отряд. Он стоял в центре, с каждой стороны по двое его верных соратников. Они выхватили мечи и готовились к неравному бою. Пять против одиннадцати. Но в их глазах не было страха. Они угрюмо смотрели на врагов и ждали слов своего командира. Для них не было иной воли.
Еще мгновение и воины с ревом бросились друг на друга…
Около трех часов Катя и Эллес сидели под палубой, по самую шею в воде. Корабль трещал под напором ветра и волн. В любой миг его могло сорвать с подводной скалы и тогда он неминуемо затонул бы. Девушки старалась об этом не думать. А также о том, что в воде, под ними находятся десятки прикованных гребцов…
Наконец буря стала стихать. Причем очень быстро. Буквально за полчаса буйство стихии сошло на нет. Море стало спокойным, туча ушла дальше, вновь появилось солнце. Измученные пленницы вылезли наверх и с наслаждением растянулись на палубе.
— Хвала богам! Вот оно счастье…
Когда под лучами солнца одежда высохла, Эллес обратила внимание, что они обе одеты в лохмотья. За время их мытарств и особенно во время шторма рубашки сильно истрепались, повсюду зияли дыры, порой на самых интересных местах.
— Мне это не нравится…
Она сняла рубашку, разорвала ее на две части. Из одной сделала набедренную повязку, другим куском обвязала грудную клетку. Катя с большим интересом наблюдала за ее манипуляциями. Закончив сей интересный процесс, Эллес вопросительно глянула на Катю:
— Тебе нравится мой наряд?
— Не очень. Ты похожа на дикарку из мультфильма.
— Благодарю за достойную оценку…
Катя глянула на море и ахнула. Шлюпка! Метрах в тридцати-сорока от корабля покачивалось на мелкой зыби днище перевернутой шлюпки.
— Смотри! Лодка!
— Да! Кажется, мы спасены…
Теперь вопрос стоял — что делать? Доплыть до нее можно, а как перевернуть? Это не та утлая лодочка, в которой они плыли по Тибру. Эллес решительно кивнула.
— Я подгоню ее к кораблю. Здесь перевернем.
Борт был совсем низко, едва выступал из воды. Эллес прыгнула в воду и поплыла к шлюпке. Затем отбуксировала шлюпку к кораблю.
Перевернуть лодку особых трудов не составило. Отвязали веревки от мачты, закрепили на уключинах и стали дружно тянуть. Минут пять напряженной работы и борт шлюпки приподнялся, она встала "на ребро". Потом волна толкнула днище вперед и лодка перевернулась. Ура!…
Примерно через час они высадились на берег и замерли, увидев жуткую картину.
Повсюду лежали изрубленные тела. Все ассирийцы были мертвы. Рядом валялись пять трупов финикийцев и двое раненых. Они были совсем тяжелые и лишь тихо стонали в ожидании смерти.
В самом центре побоища лежал на спине Шамху-Ардиш. Его рот был раскрыт, зубы оскалены. Он смотрел в небо гневным, навеки остановившимся взором. Рука крепко сжимала меч, который он не выпустил до последнего своего мига. В этом бою он победить уже не смог.