Выбрать главу

- Тихо, маленькая, тихо...

Потом был горячий душ, чай на кухне. И мама рядом. Все еще с притупленными эмоциями Катя легла спать, моментально заснув. Видимо, всего оказалось слишком много.

А утром, поднявшись за пару минут до будильника, девушка принялась привычно собираться на работу. Заглянув, родительница обеспокоено спросила:

- Может, не пойдешь сегодня?

- В смысле?! Почему?

- Из-за вчерашнего...

- А... я забыла – вообще! Как отрезало, – поразилась Катя и, обняв маму, решительно произнесла. – Нет, пойду. Заодно отвлекусь. Сама знаешь, сто раз расскажешь одно и то же, эмоции и сгладятся. Ты как? А то я вчера даже не подумала...

- Ничего. Валерьянки выпила, и все нормально. Сначала страшно стало, когда ты вошла вся в крови.

- Прости, вообще ничего не соображала.

- Не бери в голову. Главное – жива и цела, а все остальное мелочи.

- Точно?

- Ты до сих пор бледная, – отметила Катя, переводя тему.

- Как ты говоришь, приду на работу, расскажу девочкам, что вчера было, попьем чайку с тортом – подсластить пилюлю, и все пройдет. Если что, звони!

- Обязательно. Может, мне в обед подъехать?

- Зачем? К тому же тебя наверняка сегодня-завтра вызовут, там бумаг придется писать тонну.

Мама точно знала, что говорила. Ее ателье пару раз вскрывали, после чего следовало выяснение обстоятельств и долгие разборки.

Лестница... сосед, остановивший вопросом:

- Все в порядке?

- Нормально.

Пришлось воспользоваться лифтом. Оказалось, сосед уже в курсе произошедшего – узнал из местных новостей. Такое событие в их городке – редкость и дикость, так что шум стоял знатный. Катя в очередной раз пересказала историю белочки, как окрестила про себя, и только хотела поинтересоваться о причине такой нелюбви к лестнице, как все поняла сама. Мужчина берег правую ногу. Было заметно, что спускаться по ступенькам ему неудобно, по крайней мере со стороны смотрелось именно так, хотя ходил он нормально. Дружественно попрощавшись, они разошлись – каждый к своей машине. Сегодня Катя решила не заниматься глупостями. Лучше тратить время на парковку, чем отдирать засохшую кровь с рук.

По дороге девушка размышляла над превратностями судьбы. Нормальный сосед и, как следствие, женат, к тому же у него ребенок, судя по детскому креслу в машине. Почему все нормальные мужики заняты?!

Ответа на этот вечный женский вопрос она, естественно, не получила, зато, придя на работу, удивилась вопросу коллеги:

- Привет, зачем вызывали?

- Привет. Надь, ты о чем?

- О ФСБ, разумеется, уже не помнишь?

- Если честно – нет. У меня вчера такое было ...

И снова белочка. Рассказывала Катя весь день, всем и каждому – почти до трех часов, точнее, до звонка из полиции с требованием явиться к ним. Желательно сегодня, а еще лучше сейчас. Вот зачем взяла старый телефон?! Как было бы хорошо, если бы о ней забыли!

По дороге Катя обсудила произошедшее с Лилей и еще парой знакомых. Снова поиски нужного здания, кабинета. И опять привет, бумажки. Судя по обращению к ней полицейского, они вчера общались, но этого Катя в упор не помнила, поэтому, чтобы не было недоразумений, просто отвечала на вопросы, задав лишь один свой:

- А мой телефон?

- Да, вот.

И мужчина вытащил ее мобильный из ящика стола, упакованный в запечатанный пакет с какой-то надписью – закорючкой. Напоследок еще обрадовал, что никого опознавать не требуется, потом ее, вероятно, вызовут в суд, да пару раз, может, придется снова появиться у них – все. Фотографии произошедшего на ее телефоне – это улики. До суда распространять их нельзя, удалять тоже. Стреляющих идиотов взяли, там свои разборки были, так что опасаться не стоит, вдобавок хоть Катя и фигурирует в деле в качестве свидетеля, но основной упор на фотографии, поэтому все нормально. Еще остались бумаги, формы, паспортные данные, подписи – и все.

Ничего сложного, страшного или интригующего не случилось. Человек выполнял свою работу, а Катя просто была ее частью. Это успокаивало. Приятно, когда все идет своим чередом, тихо и обыденно. Хватит с нее приключений.

Выйдя из полиции, девушка поехала к Лиле в гости – обсудить случившееся. И завязла у подруги до глубокого вечера, правда пару раз отзвонилась маме, чтобы та не волновалась. И вдруг, наблюдая за игрой ребенка с куском торта, поняла, как она, оказывается, хочет жить. Какие мелочи – вчерашнее неудачное выступление. Подумаешь, с кем не бывает! И глупости по поводу возраста – тоже ерунда. А как ей повезло с мамой и Лилей! И, вообще, жизнь прекрасна!

Дорога домой окончательно примирила с действительностью. А дома вместо мамы обнаружилась записка на кухонном столе: “Ушла гулять с девочками”. Лаконично. Буквы чуть неровные – это о чем говорит?! Правильно, гулять ушли не совсем трезвые “девочки” пятидесяти с лишним лет.

Домашние дела: рыбки и кошка. Непонятное метание по дому. Катя никак не могла сообразить, что с ней. Вроде разобрались, ничего страшного не будет. Подумаешь, походит с десяток раз и заново расскажет историю белочки. Все же хорошо! Тогда почему на душе так тоскливо...

Непривычная нервозность, разные глупости из детства – юности. Неловкие ситуации, о которых, казалось, забыла давным-давно. С чего вдруг все это начинает сейчас выбираться на свет? А главное, что с этим делать...

Понятно, катализатором послужило вчерашнее событие, но как быть дальше?! Истерики не было. Катя словно воспринимала все через стекло, даже мама отреагировала адекватней, а вот она как деревянная. Такой странный отходняк? И как быть дальше? Отмахнуться, подумать, записать...

Вспомнился отрывок, услышанный по радио в машине: “Запишите все, что тревожит, и сожгите, отпуская прошлое”.

Но ее ничего не тревожит. Просто глупые воспоминания. Ладно, хуже не будет.

Пара листов альбомной бумаги, карандаш. Хорошо, когда в доме полно карандашей и нет ни одной ручки – легко написать, легко стереть. Кухонный стол. И вперед...

Катя, недолго думая, начала с самого простого: описала свое последнее воспоминание, свои ощущения. Потом следующее. И еще одно. Дальше, дальше, дальше... Бумага закончилась, пришлось взять еще один лист из альбома. А потом и сам альбом.

Пришла мама, Катя встретила ее в коридоре, выслушала, как прошел вечер, и снова вернулась к записям. Мама после ванны заглянула, пожелала спокойной ночи и ушла, ничего не спросив. Даже странно.

Девушка продолжила писать. Теперь все казалось проще. Чего она хочет? Чего боится? Что не устраивает в жизни? Почему, зачем, как...

Слова ложились быстро и даже коряво, но сама суть написанного поражала. Катя всегда считала себя уверенной и твердо стоящей на ногах, а оказывается, она совершенно не такая. Неуверенность и ощущение своей слабости – откуда? Почему-то вдруг выяснилось, что без своего дома она чувствует себя неприкаянной сиротой, боится одиночества. Страшно признать, что лучшие годы позади и встретить кого-то в тридцать лет уже нереально. Она стесняется своей ущербности – материнский инстинкт никак не просыпается, но и отмечать восемнадцатилетние сына в пятьдесят лет не хочет.

Откуда взялось последнее – вообще неразрешимая загадка.

Допустим, одинокая старость и все такое прочее, но это?! Учитывая неготовность к материнству!

Бред, да и только, но какой познавательный! Он бы никогда не подумала, что воспринимает мир так, через не просто призму очков, а словно нацепив противогаз. И что со всем этим делать?

Свои страхи как бы поняла, в себе разобралась – и что? К несчастью, ту передачу она до конца так и не дослушала.

Посмотрела на плиту, перевела взгляд на бумагу. Сжечь? Не сжечь? Будет ли она это перечитывать?

НЕТ.

Помнить будет, но перечитывать – НИ ЗА ЧТО!