Я была просто в шоке. Как я оказалась в больнице, в собственном отделении, не помню, жутко болел живот и стояла капельница. Я молилась: только не ребенок, только бы с ним все обошлось. Беременность мне сохранили. Мой мальчик не пострадал. В продолжение отношений с Александром Валерьевичем я больше не верила. Теперь надо было увольняться, но как? Жить на что?
Я выписалась в тот день, когда он вышел на работу. С мамой мы все обсудили и решили, что если он даже будет меня искать, ничего ему не говорить, У меня семья, другая жизнь и все. Самое интересное, что эта ложь была правдой, ведь мы с моим мальчиком и есть семья.
Часть 15
Сын
Я кормила моего мальчика. Он кряхтел, сопел, причмокивал, кривил рожицу и был самым красивым на свете. Хотя что в нем было красивого? Нет, красивый, вот ротик с губками, алыми, четко очерченный. Носик как пуговка, глазки закрыты. Почему он не открывает глазки? Откроет, куда денется! Потому что ему всего час от роду. Господи, сколько детей ты держала на руках? Сотни? Тысячи? Чем этот лучше? Почему именно он самый красивый, даже с закрытыми глазками? Да потому что мой и его. Как я скучала по нему, кто бы только знал! Как тосковала, думала, что придет, обнимет, скажет что-нибудь ласковое. Пусть даже глупость какую, назовет котенком, милой, родной, поцелует, и я растаю и буду думать, что я самая-самая. Поверю, вознесусь и буду парить в своих мечтах. Но не придет и не скажет… Мне уже донесли, что он встречается с Верой Николаевной. Он — мой самый лучший мужчина, он отец моего ребенка. Надо дать ему имя, моему крохотному мальчику. Я назову его Александром в честь папы. Фамилию дам свою, а чью? Великого Корецкого? Нет, мы не нужны ему. Я почему-то задумалась о Любе. А нужна ли она ему? Или это вынужденная мера? Просто растит ребенка потому, что нет матери, а ребенок его. Любит ли он ее по-настоящему? Вроде любит, но не так, как меня любил мой папа. Нет в его отношении к дочери той заботы, беспокойства, ответственности. Нет, ответственность, пожалуй, есть. Вон, не жалеет никаких средств на ее обучение. Да на нее жалеть грех. Гениальная девочка, обладающая потрясающей способностью помнить все. Интересно, это врожденная способность? Или ее развивали? Если врожденная, может, и моему мальчику достанется? Вот меня и понесло. Я уже хочу видеть в нем гения. Да, хочу, самого здорового, спортивного гения, и чтобы папа им гордился. На глаза навернулись слезы. Почему я не сказала Александру Валерьевичу, что я беременна от него? Почему не дала ему шанса встретиться со мной, поговорить, как нормальным людям? Что остановило меня? Страх быть отвергнутой? Но я сама отвергла его, или так легче? Может, правильней гордиться тем, что отношения разорвала я, а не он. Вроде как лицо сохранила, вышла с гордо поднятой головой. Только вот все равно одна. ОДНА! На всем белом свете. МАТЬ-ОДИНОЧКА! Это при живом-то отце. Зря! Надо было поговорить. А он тоже хорош, не мог, что ли, найти меня? Или не хотел? Конечно, меня можно и на Веру Николаевну заменить. Вот уснул мой зайчик, мой Сашенька. В дверь палаты постучали и она открылась, на пороге стоял второй бабник в нашей клинике — Сашка Борисов.
— Поздравляю, Екатерина Семеновна, посмотреть можно?
— Заходи, что, новорожденных не видел?
— Да нет, просто ваш родной вроде, — смущенно произнес он, — я вот ему подарок принес.