— Обломаем, воспитаем, научим…
— Уверена?
Я только пожала плечами.
Роман оказался способным учеником. Он вообще-то дураком и не был. Просто работа (диссертация) была у него чисто теоретическая. Он потратил на нее пять лет, и что такое пациенты, а тем более практика в операционной или родильном зале, практически забыл. Знания остались, уверенность штука приобретаемая, а способность концентрироваться и принимать решения у него была всегда. Мы сработались. У женщин он вызывал какие-то особенные эмоции. И этим он мне напоминал Сашку Борисова. Интересный внешне, очень импозантный и аккуратный, он был хорош. Женский персонал моего отдела с его появлением просто преобразился, причем это касалось и молоденьких акушерок, и бабы Дуси — санитарки в гинекологии. Если честно, мне он нравился. Нравилось его внимание, а мне оно доставалось с лихвой, его комплименты и ухаживания. Нравилось и все! Я чувствовала себя женщиной, красивой, желанной. Правда, любила я другого мужчину. Но флирт не измена. А я уже в том возрасте, когда нравиться еще очень хочется, но возможности все меньше и меньше. Роман же мне эту возможность предоставлял, и я пользовалась.
Времени вместе мы проводили предостаточно и, конечно, без слухов и домыслов не обошлось. И до моего академика доходили эти слухи, но он лишь посмеивался, подкалывал меня иногда. Но что очень обидно, даже не думал ревновать! А мне хотелось бурной сцены ревности, громкого проявления чувств или предъявления прав на меня в конце концов! Но все было тихо и обычно. Точно так же, как вчера и позавчера. А я мечтала… Да, я мечтала о бурных проявлениях чувств.
Вот так один день сменял другой. Я дежурила через два дня на третий и Роман тоже, но мы, естественно, не совпадали. Мы были наставниками, главными по смене. Встречались утром на планерке, затем обход, обсуждение тяжелых больных и операции, роды и все с начала. Каждое утро в моем кабинете в вазе появлялась алая роза и каждый день свежая. Я просила Романа не делать этого, но бесполезно. Хотя видеть ее и вдыхать ее аромат было безумно приятно.
Неделя выдалась суматошная, мой мальчик шел в школу. Покупала форму, рубашки. Убегала пораньше с работы, его из сада забирала и по магазинам. Вот и опять пришла уставшая, постирала, погладила. Александру Валерьевичу рубашки приготовила, Сашеньке тоже. Ужином моих мужчин накормила. Думала, в душ и спать, а не получилось. Срочно вызвали на работу. ЧП у них. Ну, я ноги в руки и бежать. Прибежала в приемный, а там меня уже Роман встречает.
— Катя, прости, что побеспокоил. Но ситуация безвыходная. Тут домашние роды…
— Послед не отошел?
— Нет, ребенок застрял. Ножка выпала. Там какая-то бабка с ней была, решила за ножку вытащить ребенка в поперечном положении. Ножку сломала. Ребенок погиб. Надо плодоразрушающую операцию делать, а я не могу. Я не делал никогда и ваши не делали.
— Терапевт ее смотрел?
— Да, Борисов. У нее температура, длительный безводный период. Она соображает плохо. В гибель ребенка не верит.
— Плода. Гибель плода. Никогда не говорите матери, что умер ребенок, плод погиб. Понимаете?
— Да, там Борисов с отцом беседует, объясняет.
— А вы?
— Меня он не услышал.
— Понятно. Но надо разрешение на плодоразрушающую операцию. Ладно, пошли ее смотреть, потом я с ее мужем поговорю.
Разговор с мужем выдался тяжелый. Пришлось ему объяснить, что в условиях стационара мы бы приняли роды, а так надо просто смириться и сделать все, чтобы его жена осталась жить. Если мы сможем вытащить плод по частям, то сохраним матку и она родит потом, со временем. Если оперировать, то матку с очагом инфекции мы удалим. А это приговор. Он не верил и не понимал. Все просил спасти малыша. Сашка схватил его чуть ли не за шкирку и втащил в палату к жене. Показал сине-черную ножку, торчащую из половых путей. Сделал УЗИ, где не было сердцебиения и шевеления плода, и заставил подписать бумаги мужика на грани обморока. Роман тоже недалеко ушел от ее мужа, судя по бледности лица и синюшности губ.
— Екатерина Семеновна, помочь в операционной? — совершенно искренне спросил Сашка.
— Да мы с профессором справимся, — так же уверенно ответила я.
— Вот с этим бледнолицым? — пошутил Сашка.
— Да тут другого нет, — парировала я, совершенно четко зная, что обижаю в это время Борисова. Он уже раз десять мог бы закончить работу. Но все недосуг. Семья, ребенок, мой внук между прочим. Но это секрет.
В операционную мы вошли втроем. Но после того, как я отделила головку от тельца, Рому уже можно было не считать. Его приводили в чувство. Сашка контролировал состояние женщины. Плод мы вытащили, матка сократилась. На душе было мерзко. Вызвали с Романом милицию, написали заявление, дали все втроем показания. Милиция занялась мужем. Сашка Борисов остался с женщиной, а мы с Романом хлебнули по рюмке водочки и засобирались домой. Молчали оба. Как будто душа младенца не давала говорить.