За Правительство Германии
Полномочный представитель Правительства СССР
И. Риббентроп
В. Молотов1
(К этому секретному протоколу присоединено несколько десятков карт Польши и Прибалтийских государств, с точным разграничением сфер влияния, установленных контрагентами.)
Этот лаконичный, секретный, тогда еще никому неизвестный документ создал исходную базу для агрессии двух диктаторов и стал началом Второй мировой войны.
* * *
В то время никого на свете не интересовал сосновый лесок, расположенный на возвышенности, над обрывистым берегом Днепра, называвшийся Козьи Горы и входивший в Катынский лесной комплекс неподалеку от Смоленска. Каким же несоразмерно ничтожным был случай с Марфой, девушкой из деревни Новые Батёки. Когда она, собирая грибы, приподняла колючую проволоку, окружавшую Козьи Горы, на нее набросился охранник, а потом прибежала огромная собака. А ведь ей следовало знать то, о чем знали все в округе: вход на эту территорию запретил НКВД, так как здесь расстреливали людей, подозреваемых во враждебном отношении к большевистскому режиму.
Глава 2.ПРЕДАТЕЛЬСКОЕ НАПАДЕНИЕ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
От попранных договоров к обману беззащитных военнопленных
Война, начавшаяся 1 сентября 1939 года нападением Гитлера на Польшу, длилась уже больше двух недель. В это время Польша в одиночку отражала всю военную машину Германии, огромность мощи которой никто не предвидел. Западные союзники, укрывшись за линией Мажино, не двинулись оборонять Польшу, ограничившись пока чисто официальным объявлением войны да сбрасыванием листовок над Германией. Позднейший опыт показал, что нельзя было ожидать, чтобы Польша одна отразила натиск немецких армий. Но она продолжала держаться, хотя и из последних сил.
Наступила ночь с 16 на 17 сентября. Несмотря на то, что Москва – одна из самых больших европейских столиц, ей неведома ночная жизнь западных городов. Москва спала, Спала, как могла, как этому научилась со времен ее большевизации, то есть неудобно, в тесноте, одним ухом – к подушке, другим, настороженным – к малейшему шороху с лестницы, на которой в любую минуту могли раздаться шаги энкаведистов. По-обычному горели голые лампочки в кабинетах народного комиссариата иностранных дел (НКИД). Ничего об этом не знал польский посол Гжибовский. Склонившись над радиоприемником, он перед сном старался поймать последние известия с фронта. В эту минуту резко зазвонил телефон.
– Алло.
– Народный комиссариат иностранных дел просит вас, господин посол, немедленно явиться.
Посол взглянул на часы. Был час ночи. Без единого слова он положил трубку.
Когда посол прибыл в здание наркоминдела, Молотов, стоя и не предложив ему сесть, зачитал ноту. Уже первые слова как громом поразили посла. На мгновение кабинет и светлые пятна ламп поплыли у него в глазах. Одной рукой он оперся на спинку кресла, другой прикрыл глаза. Потом рассказывали, что он плакал. Это неправда – просто свет лампочек на какие-то мгновения стал невыносимо колким. Но минутная слабость прошла. Посол Гжибовский, бледный, выпрямившись, дождался конца читаемого текста, не слыша его, но в то же время хорошо понимая. Речь шла о гибели его родины…
Через несколько минут после этого московское радио передает на весь мир о совершившемся факте: Советский Союз в сообщничестве с Гитлером приняли решение о разделе Польши, уничтожая ее независимость. В своей ноте и позднейшей речи Молотов заявил, что польское государство перестало существовать, что Красная армия получила приказ перейти польскую границу, чтобы протянуть братскую руку Западной Белоруссии и Западной Украине.
Это и была братская рука, только протянутая Гитлеру. Еще в августе, в вышеупомянутом салоне Полины Молотовой, урожденной Карп, все было обсуждено с фон Риббентропом. И линия последовавшего раздела Польши вошла в историю под названием «линии Риббентропа-Молотова».
Но, когда стрелка часов приближалась к половине третьего ночи 17 сентября, мир не знал этих подробностей, не мог их знать и посол Гжибовский. Когда в кабинете наркоминдела наступило минутное молчание, нарушаемое лишь сдавленным дыханием возбужденных людей, посол Гжибовский, чувствуя комок в пересохшем горле, знал только одно: Советский Союз решил нанести Польше, сражающейся с Гитлером, удар в спину. Собрав всю силу воли, он заявил:
– Я протестую и отказываюсь принять ноту к сведению.
Вернувшись к себе и преодолев первое ошеломление, он наконец постиг всю безмерность предательства и попрания элементарных статей всех договоров, связывавших Советский Союз с Польской Речью Посполитой, и сразу же взялся за составление официальной ноты протеста.