При виде его коллекции шрамов вся компания зашлась свистом.
— Глядь, как Горюн по нему прогулялся, — заводили пальцами ему по позвонкам. — А вот это уже Кречет? Вижу, вижу его крепкую руку! Да, хапнул малец лиха!
На эти слова Милош только расплылся в широкой ухмылке и вернулся к галушкам. На этот раз стакан с горилкой словно по волшебству прыгнул ему в пальцы.
Глава 5
Одному натягивать броню на свой горб было жутко неудобно, но он справился. Обливаясь потом, Каурай выпрямился и тяжело затопал по людской, позвякивая пластинками. Эх, были бы еще вольных пару деньков, отлежаться бы и попривыкнуть к прежнему весу, чуть приладить к плечам и подправить побитые пластины. Но время торопило. Расходится по дороге.
Он вышел во двор и поежился до кончиков пальцев. Нехорошее чувство постоянной слежки не покидало его с утра. Каурай не успевал ловить на своем горбу косые взгляды, не сулящие ничего доброго, и поминал добрым словом неугомонного отца Кондрата, который в один миг умудрился “познакомить” с ним все Валашье.
Вот и он, легок на помине. Лежал на лавке, с задранной на голову длинной рубахе, раскрыв срам всему свету, и верещал во все горло, проклиная казаков Кречета до седьмого колена. Пан голова не слушал пустых проклятий мятежного попа — усач лично был занят экзекуцией. Плетка в крепкой руке не знала устали. Свист и крик стоял стеной, стучался в каждое ухо. “Бедняга Кречет”, — пожалел его Каурай, направляясь к конюшне. Покой ему только снится.
Красотка встретила одноглазого нетерпеливым ржанием. Ей страшно не терпелось покинуть стойло и пуститься по простору быстрее ветра. Не успел Каурай затянуть подпругу, как его уже обступила троица казаков с Усманом во главе:
— Ты куда это, мил человек? — спросил комендант, опасливо косясь на Красотку. — Пан воевода приказывал никуда тебя не пускать, пока работу не сделаешь.
— Моя работа начнется не раньше, чем зайдет солнце, — ответил Каурай. — Воевода боится, что я сбегу?
— От вас, пришлых, чего угодно ожидать можно, — не моргнул и глазом Усман. — Я бы тебя в поруб посадил до вечера, но думаю Кречету это не шибко понравится.
— И на том спасибо, — хмыкнул одноглазый. — И что воевода запрещает мне даже посрать за стенами острога?
— Одному, да, — ухмыльнулся Усман. — А ты куда собрался?
— Ишь какой ты любопытный, пан Усман…
— По должности положено!
— Лошадь прогнать, не видите что ли? — хлопнул Каурай по крупу свою Красотку. — Застоялась она в вашей конюшне, мочи нет. Да и к кузнецу мне надо. К Горюну.
— В остроге и свой кузнец имеется.
— Есть, но мне нужен мастер. Для дела.
— Раз так, то Воробей тебе провожатым будет, — ткнул Усман пальцем в племянника Рогожи, Воробья, с которым одноглазый не так давно ловил лошадей. — А то Горюн живет у черта на куличках. Поди заплутаешь.
— Мне провожатый не к чему. До кузницы я как-нибудь сам доберусь.
— Ты как хошь, пан, а одного мы тебя всяко не отпустим, — уперся рогом Усман. — А вдруг с тобой по дороге чего приключиться, как мы будем объясняться с воеводой?
Спорить с комендантом у Каурая желания не было — он махнул на них рукой и взгромоздился в седло. Да уж, с этими дядьками-няньками о поисках Щелкуна с Куроуком можно тоже забыть.
— Ну, если у пана Воробья хватит лихости угнаться за Красоткой на своем мерине, то милости прошу, — сказал он и цокнул языком. Красотка в ответ взмахнула гривой и охотно тронулась легкой рысью.
Каурай не собирался облегчать задачу ни коменданту, ни Воробью — если им кровь из носу нужно таскаться за ним хвостом, то пущай побегают. Он вывел лошадь из острожьих ворот и направил ее прямо по дороге — минуя дворы, провожаемый любопытными взглядами девок и свистом ребятни, охами баб да проклятиями стариков. Он не собирался сдерживать пыл Красотки и бросил поводья — норовистой кобылке хотелось вдоволь набегаться по холодку.
Времени до вечера было хоть отбавляй — солнце еще не успело нагуляться по небосводу и только подбиралось к зениту, заливая округу золотистым светом. Однако задерживаться тоже не стоило: едва ли Горюн с его неуступчивым характером охотно возьмется за работу. А выбора у одноглазого нет. Время торопило.
Конский топот Каурай услышал тотчас, когда они с Красоткой миновали околицу и вышли в поля. Юный пан Воробей одной рукой придерживал шапку, а другой что есть мочи подгонял своего чалого, пытаясь нагнать неугомонного колдуна-опричника.